– Вас интересуют прекрасное человеческое тело? Авангардная живопись уже давно отказалась от воплощения в своих работах красоты. Красивое лицо и тело отданы рекламе. Вы телевизор смотрите? Вот там и ищите красоту. Авангардисты давно разъяли человека на детали, и каждый фрагмент вопит от боли и дискомфорта. Это не мои мысли. Это цитаты мудрецов от современного искусства.
– Понимаю…
– Да ничего вы не понимаете, – прорычал он уже натуральным, донельзя раздражённым тоном. – Если вам мои слова нужны для отчёта, то извольте: мы пытаемся вернуть красоту через лубок. Иными словами, сохраняя смысловое поле, хотим при этом использовать все достижения электроники, как то видео и компьютерной техники. Здесь, в Верхнем Стане, создаётся основа для будущих выставок в стиле, скажем, media-art.
– Ладно, согласен. Я про искусство разговор затеял с одной только целью – подлизаться к вам. Художники – люди тонкие, деликатные, занятые. А мне на самом деле надо восстановить картину события, и отнюдь не живописную, а подлинную.
Флор рассмеялся.
Мы не описали Василия Даниловича, как-то места не нашлось. Сейчас это сделать самое время. Возраст – перевалило за сорок, рост – средний, фигура неспортивная, но никакого тебе живота и лишнего жира. Никсов умел вызывать доверие у людей и знал об этом, но обычно это получалось не сразу, а после некоторой беседы. Он имел невыразительные глаза, неопределённого цвета слабые волосы, и нос чуть-чуть как бы и приплюснутый, и если всмотреться, то и кривоватый. Но что удалось природе создать в его облике – который, прямо скажем, очень на любителя, – так это губы. Хорошей формы был рот, такой, словно его резал сам древнегреческий Мирон или Пракситель. Изгибистые его губы создавали ощущение породы, нарядности. Как только Никсов начинал говорить, его рот словно гипнотизировал людей, и не хотелось перед ним хитрить, как-то само собой тянуло на откровенность.
Флор тут же нарисовал план террасы в доме Лёвушки: стол большой прямоугольный дубовый – посередине, стол круглый с креслами – в углу террасы. Круглая столешница украсилась жестяным бочонком с пивом, для убедительности Флор даже кран пририсовал – наливай – не хочу. Рядом с бочонком выстроились в каре пивные бутылки. Командовал пивом Артур, он то и дело подходил к круглому столу, наполнял чьи-то кружки. Терраса открытая, с короткой стороны – ступеньки в сад, по длинной стороне – дверь в дом. Лёва сидел на торце стола лицом к выходу в сад, рядом с ним Инна. По длинной стороне стола сидели с одной стороны Сикорский с женой, а напротив – Флор, потом Харитонов и Светлана, все трое – спиной к темноте. Артур садился то рядом со Светланой, то с Раисой – женой Сикорского, а потом вообще за круглый стол пересел. Марья Ивановна всё время ходила туда-сюда, в кухню и обратно. Какое-то время её вообще на террасе не было, а потом она появилась с подносом.
– А Игнат где сидел?
– Игната не было.
– Почему? Его не позвали?
– Нет, Лёва всех звал. Просто к Анне Васильевне опять из Калуги племянница приехала. По-моему, Игнат крутит с ней амуры.
– Амуры так амуры, – вздохнул Никсов, вглядываясь в план.
– Алиби будете выяснять? – не сдержав ехидства, поинтересовался Флор.
– Буду. Как все сидели на террасе, когда Марья Ивановна появилась с подносом?
– Наверное, так и сидели, как я описал. Помню, Артур уходил в сад курить, я вместе с ним вышел, посидели на ступеньках, посмотрели на звёзды.
– И что?
– Опять вернулись на террасу. Спор был. Всем было интересно. Потом… не помню. Пиво в бочке кончилось, Артур выставил все бутылки на общий стол. Да, Сикорский вышел из-за стола и ушёл в дом. Насколько я понимаю, в туалет. Пиво на него всегда так действует.
– Вы не помните, когда именно прозвучал выстрел?
– Что-то около двенадцати. Нет, позднее. Я когда за фельдшером приехал, он ворчал, везите раненого сюда, мол, не могу дежурство оставить, мол, надо же придумать такое – в два часа ночи к больному волочить, – Флор умолк, а потом спросил осторожно: – Вы кого-нибудь подозреваете? Из нас?
– Почему – из вас? Здесь деревня. Каждый мог выстрелить.
– Нет, деревенские к этому не имеют отношения. Раньше у Бомбиста оружие было, но милиция отняла. Да и откуда бы они пистолет взяли?
– Сейчас пистолет раздобыть не штука. Кстати, у меня к вам просьба. Дайте телефон или расскажите, как добраться до местного оперуполномоченного. Как его фамилия?
– Зыкин. Он был здесь вчера, когда труп около церкви обнаружили, он его в морг увёз. Записывайте номер телефона.
– Я знаю, – сказал Никсов, доставая записную книжку, – есть версия, что убийство совершили проезжие молодцы, недавно освобождённые по амнистии.
– Василий, сознаюсь вам, что в последнее я не верю. И ещё скажу – я знаю убитого. Фамилия-имя его мне его неизвестны, но я с ним встречался. Зыкину я не признался в этом. Не до милиции мне сейчас. А вам скажу…
Никсов внимательно выслушал рассказ Флора про казино.
– А Лев Леонидович с ним точно незнаком?
– Точно. Во всяком случае, я так понял. Мы с Львом всего лишь соседи, а никак не закадычные друзья. Я, например, не могу вам сказать, были ли у него враги. Понятия не имею, какие у него проблемы, в смысле – трудности.
– И ещё вопрос – последний. В тот вечер в казино Артура не было?
15
Купание принесло облегчение, но ненадолго. Пока добрался до дома, опять весь взмок. Зной, как в Сахаре. Воздух струится, и все предметы словно колеблются, меняя очертания. Скорей бы в тень!
Никсов поднялся по ступеням на террасу и замер. На торце длинного стола – вот он, на только что нарисованном Флором плане, – закинув голову на спинку плетёного стула, сидела Марья Ивановна. Правильнее сказать – лежала: трупы не сидят. Приоткрытый рот её был окровавлен, на щеке рдела роковая отметина – видимо, рана, белый фартук на груди тоже в кровавых пятнах. Над несчастной кружили мухи. В голове вспыхнули слова Флора: «А почему вы так уверены, что стреляли именно в Лёву? В него попали, это точно. Но ведь мы можем предположить, что метились в другого человека».
Он тогда сказал: «Для отвода глаз, что ли? Начитались Честертона: спрятать бумаги среди бумаг, труп среди трупов… Сейчас так даже в детективах не пишут. Сейчас везде реальные бандиты и крутые пацаны. Им человека убить – что комара прихлопнуть…»
Ну эту-то за что? Чем могла так досадить кому-то безобидная тётушка? Чушь, конечно, но как говорится «факт на лице». Может быть, она слишком много знала? Что-то лишнее увидела, что-то ненужное подслушала…
На ватных ногах Никсов подошёл к убитой. Фу, чёрт! Идиот! Как он не заметил рядом полной корзины вишен? На коленях у мнимой покойницы стояла миска с тонущими в соке вишнёвыми косточками, безжизненная рука сжимала металлическую шпильку. Никсов осторожно тронул пенсионерку за плечо. Она тут же открыла глаза, обвела террасу мутным взглядом:
