Лично я бы поддержал отца Пафнутия, тем более что ни разу не видел в коридоре Системы ни одной женщины. Пусть это даже будет выглядеть актом махровейшего мужского шовинизма, но…
Девушек в бесогоны точно не брали, у них иная задача по жизни. Я бы даже сказал – более глобальная, чем кого-то там чем-то там куда-то там гонять. Ну, вы понимаете?
Должен признать, что на тот момент мне это казалось весьма разумным. Но, с другой стороны, если лично я не видел ни одной девушки-бесогонки, то, возможно, это не значило, что их в принципе нет. Говорили, что Белоруссия под руководством Батьки (который вечно себе на уме) давно собирает собственные отряды чисто женских бригад по умиротворению нечисти.
Там же и говорили, что все эти невинные мускулистые красотки с завидной периодичностью попадали под влияние вампиров, упырей, колдунов, бесов и поэтому никогда не могли считаться действительно боеспособными. Что хуже того, по белорусской Системе регулярно проходили странные отчёты типа «я вышла замуж (я любовница) за чёрта, за дракона, за великого колдуна, за могучего некроманта, за тёмного мага, за чёрного властелина, за всесильного демона» и так далее. То есть они не уничтожают нечисть, они выходят за них замуж, чтобы рожать от них детей, ездить на море, жить долго и счастливо…
Всё это результат допуска девушек на поле борьбы с бесами. Они проигрывают, ещё даже не успев толком ступить на эту опасную тропу, а потом ещё и публикуют об этом мемуары для других романтических дурочек. Кому как, а мне вдруг вспомнилось бессмертное стихотворение Зинаиды Гиппиус, известной модной поэтессы Серебряного века:
Мне повстречался дьяволёнок,
Худой и щуплый – как комар.
Он телом был совсем ребёнок…
Помните это? Так вот, любой нормальный человек, увидев детёныша дьявола, наверное, рехнулся бы на месте, но тут история иная. Тут включается комплекс «яжмать» со всеми вытекающими последствиями…
Твердят: любовь, любовь! Не знаю.
Не слышно что-то. Не видал.
Вот жалость… Жалость понимаю.
И дьяволёнка я поймал.
Пойдём, детёныш! Хочешь греться?
Не бойся, шёрстку не ерошь.
Что тут на улице тереться?
Дам детке сахару… Пойдёшь?
То есть вот оно. Бесёнок, чертёнок, дьяволёнок – беги, дура! Так нет! Она там ещё и всю историю подаёт от мужского лица, типа эта «яжмать» ещё и мужчина. Представляете, что вообще она думала о сильном поле?
Он разозлил меня бахвальством…
А я хотел ещё помочь!
Да ну тебя с твоим нахальством!
И не спеша пошел я прочь.
Но он заморщился и тонко
Захрюкал… Смотрит, как больной…
Опять мне жаль… И дьяволёнка
Тащу, трудясь, к себе домой.
Что ожидало главного героя? Надо ли говорить, что ровным счётом ничего хорошего? Зинаида Гиппиус и близко не понимала мужскую психологию, за что тот же Сергей Есенин презрительно называл её Гиппиусихой…
И даже как-то с дьяволёнком
Совсем сжился я наконец.
Он в полдень прыгает козлёнком,
Под вечер – тёмен, как мертвец,
То ходит гоголем-мужчиной,
То вьётся бабой вкруг меня…
Ну, тут уже пошли совсем откровенные извращения, хоть и не мне её судить, верно? Я рядовой бесогон, а она в той или иной мере всё-таки признанная русская поэтесса. Её даже известные художники рисовали. Хотя концовка стиха, конечно, тоже рвотная…
И оба стали мы – единый.
Уж я не с ним – я в нём, я в нём!
Я сам в ненастье пахну псиной
И шерсть лижу перед огнём…
Да вы, наверное, я думаю, уже и так поняли, что пускать женщин на борьбу с нечистью нельзя – они заведомо проигрывают. Фрейд озабоченный, милые дамы, вот зачем вы вообще туда лезете? Феминизм, равные права, недостаток внимания, сила и независимость, восемнадцать кошек, извечное желание чего-то там доказать этим заносчивым мужикам?!
Короче, весь день пошёл насмарку. Перед выходом на новое (третье, мать его!) задание я решил выгулять Гесса, потому что он сам активно на этом настаивал. А если здоровенный доберман требует вывести его во двор, то, уж поверьте, отказать ему невозможно. В противном случае он вас просто съест. А потом сам выйдет делать свои дела под кустик, столбик или в сугроб.
В общем, как вы уже поняли, нас с напарником выперли не столько погулять, сколько остудить горячие головы. Мою, в частности, для Гесса любая драка скорее веселье и игра, то есть вспыхивает он за четверть секунды, но и отходит от силы за полминуты. Потом первым даёт лапку и виляет обрубком хвоста, крайне дисциплинированная и миролюбивая собака.
Хотя с «дисциплинированностью» я, конечно, поспешил, но он всё равно очень хороший.
– Батюшка на нас сердится? – спросил у меня доберман в фуфайке и шапке со звездой.
– Видимо, да.
– Выгонит из дома?
– Нет, Гесс, думаю, всё-таки не настолько, – утешил я пса, поплотнее завязывая ему ушанку под нижней челюстью. – К тому же если и да, то выгонят скорее меня. Тебя он не тронет.
– Я тебя не брошу. Вот тебе кожаный нос!
– Иди побегай, вдруг чего-то там непременно надо ещё раз пометить?
Мой верный пёс громко охнул, словно бы действительно вспомнил о чём-то и резко кинулся обнюхивать территорию. А потом вдруг…
В тёмно-синем небе промелькнули две большие чёрные тени, и мой четвероногий напарник замер в позе коня Петра Первого из позеленевшей (хотя правильно говорить – окислившейся) меди.
Тени неуклюже приземлились прямиком в два большущих сугроба на задней части нашего двора. Я мысленно порадовался тому, что отец Пафнутий успел забрать из отделения наган. Правда, потом вспомнил, что я уже стрелял из него по собаке Баскервилей и ещё не чистил, как и не заряжал новыми патронами с серебряными пулями. Засада-а…
А из вечерних сумерек, отряхивая снег и беззлобно переругиваясь, вышли двое парней. Один явный малоросс, стрижен под горшок, в одежде украинского покроя восемнадцатого века и с развёрнутыми плечами шириной в квадрант. Второй чуть выше ростом, длинные волосы на косой пробор, затянут в длинный сюртук студенческого покроя, а узким профилем напоминающий скорее классического д’Артаньяна с тонкими усиками.
Я обалдело протёр кулаком глаза, потому что…
– Стоять, а не то гав, – честно предупредил Гесс. – Тео, у нас во дворе незнакомые люди, они пришли забрать мои вкусняшки?
– Ох ты ж чудеса Пресвятой Богородицы, – широко, от севера до юга, перекрестился первый. – Тильки побачьте, паныч Николя, бо тут якась-то чудова псина размовляет, як людына. А то вы мне сразу: «Брешет кум Панас, брешет, не может того быть». Кой чёрт брешет, коли вот оно ж и есть?
– Я не псина, – поджал губки обиженный доберман. – Я собаченька.
