Спрос на институты
Легко сказать, какие экономические институты необходимы для капитализации богатства и роста. Гораздо более сложная задача – определить, как они возникают. Естественный подход к появлению и развитию институтов – изучение спроса на них. Чтобы иметь хорошие институты, необходимо наличие в экономике агентов, которым они нужны. Эти агенты должны располагать политическими силами и возможностями для создания и развития институтов. В начале 1990-х российские реформаторы и их советники именно так и представляли себе создание института защиты прав собственности: сначала собственность раздается в частные руки (не важно, как и кому, главное – быстро), потом новые частные собственники становятся естественными сторонниками установления режима защищенных прав собственности.
Тем не менее эта простая схема (собственники – спрос – права собственности) не сработала. Оказалось, в частности, что неравенство – и имущественное, и политическое – играет большую роль. Если богатые оказываются слишком политически сильными, то они изменяют существующие институты таким образом, что богатство продолжает перераспределяться в их пользу
[63]. Когда государство не защищает права собственности, агенты вынуждены инвестировать часть своих ресурсов в защиту прав собственности – перераспределительную, а не производственную деятельность.
Поскольку у богатых есть преимущество – и в создании частного охранного агентства, и в установлении связей с чиновниками есть отдача от масштаба, – у них нет стимулов лоббировать создание хороших государственных институтов. Соответственно, нет спроса на хорошие институты – на защиту прав собственности и тем более на защиту конкуренции.
С развитием бизнеса отношение их владельцев к экономическим институтам меняется. Низкий уровень защиты прав собственности в экономике – это, конечно, благоприятная среда для передела собственности, но это и реальные издержки бизнеса. Приходится нанимать охрану, подкармливать политиков и платить чиновникам не только для того, чтобы отнимать у других, но и чтобы не отняли то, что есть у тебя.
Другая важная тенденция: постепенно олигархические группы открывают структуру собственности их компаний, так как им надо выходить на мировые рынки капитала и продукции. Это свидетельствует о большем желании олигархов уважать права собственности – если в российской экономике 1990-х, в первое десятилетие капитализма после долгого перерыва, был важен контроль над финансовыми потоками, в начале XXI века права собственности играли все большую роль. Неудивительно, что большая открытость и улучшение корпоративного управления на глазах приводили к росту капитализации.
Свободная конкуренция и защищенные права собственности не появляются сами собой. Наоборот, их поддержание – основная задача даже не правительства, а общества, следящего за правительством. Раджан и Зингалес отмечают, что опасность для конкурентных рынков особенно велика в период кризисов, когда индустриальные магнаты требуют ограничить конкуренцию, чтобы спасти остатки прибыли, а самые бедные хотят того же самого, потому что в период кризиса им особенно хочется стабильности. Легко ли иметь дело с такой коалицией? Спросите Рузвельта, не говоря уже о Гитлере и Муссолини.
Перефразируя вслед за Раджаном и Зингалесом слова Черчилля, можно сказать, что развитый конкурентный финансовый рынок хуже любой другой альтернативы, кроме всех, которые уже были опробованы. В нашем конкретном случае все еще проще. В России – и нигде – не будет экономического процветания без капитализации богатства страны. Капитализацию можно повысить, только создавая и улучшая экономические институты: независимые и компетентные суды, низкие административные барьеры, конкурентные экономические и политические рынки.
Границы внутри стран
урок № 21. Чем менее однородно население, тем хуже для экономики
Когда булгаковская Маргарита вгляделась в глобус Воланда, она заметила, что на куске земли, бок которого омывает океан, начинается война. Если бы Маргарита посмотрела внимательнее, то наверняка увидела бы там этнический конфликт. За последние двадцать лет кровь лилась на Балканах и Кавказе, в Судане, Бурунди и Руанде, Ираке и Афганистане, Зимбабве и Нигерии, Испании и Северной Ирландии, Грузии и Украине, Ливии и Сирии. В некоторых местах межнациональное напряжение не перерастает в открытые вооруженные столкновения, но этнические конфликты определяют экономическую и политическую жизнь в Алжире, Малайзии, Кении…
За редким исключением, страны не имеют возможности определять свой этнический состав. Это данность. В одних, как в Китае, девять из десяти жителей принадлежат к одному народу. В других, как в России, собраны десятки крупных этносов. Но страны выбирают экономическую политику, а она в значительной степени зависит от этнического состава. Этнические конфликты влияют на экономическую политику и на мировой арене, и в маленьких деревушках, и в развитых демократиях, и в пещерных диктатурах. И там, и там политики пытаются эксплуатировать национальные противоречия. Если четко обозначить, кого считать “чужим”, можно рассчитывать на поддержку остальных, “своих”.
Там, где реальных выборов нет, диктаторы применяют тактику “разделяй и властвуй”. И что же получается? Опыт показывает, что ничего хорошего. Когда граждане думают прежде всего об этнической стороне дела, они не смотрят, коррумпирован ли политик, заботится ли он о безопасности, чистоте и образовании. Тактика состоит в том, чтобы каждый думал про политика так: “Это сукин сын, но это наш сукин сын”. За то, что гражданин имеет возможность говорить про политика “наш”, тому дается право быть “сукиным сыном”. Опыт показывает, что политики вовсю используют это право.
Данные говорят: ничего хорошего
Результаты исследований показывают, что уровень этнолингвистической фракционализации – численный показатель этнической неоднородности – мешает экономическому росту, снижает доходы населения и ухудшает качество проводимой политики
[64]. Такие выводы уязвимы для критики: рост и доходы измерить относительно легко, а вот что такое фракционализация? Подставить в формулу численность этнических групп и их долю в населении региона не сложно, но сама численность – результат выбора множества индивидуумов. Она может зависеть от позиций, которые занимают политики перед выборами, и если эти позиции были изначально выбраны так, чтобы разделить людей по этническому признаку, то закон “высокая этническая разобщенность значит плохая политика” нельзя здесь ни подтвердить, ни опровергнуть.
