С не меньшими основаниями ставят себе в заслугу японские достижения и дирижисты – сторонники прямого и активного вмешательства правительства в экономическую деятельность. Героическим символом дирижистов (и жупелом приверженцев экономической свободы) стало Министерство внешней торговли и промышленности, созданное в конце 1940-х для координации деятельности японских компаний на международном рынке. Оно должно было заниматься всем, что могло бы помочь промышленности наращивать экспорт. Министерство отвечало не только за инвестиции, энергетическое обеспечение и импорт оборудования и технологий, защиту внутреннего рынка от излишней внешней конкуренции, но и за контроль над загрязнением окружающей среды и даже за работу с жалобами потребителей. Ничто не должно было мешать развитию японского экспорта! Политический вес министерства был очень велик: большинство премьер-министров на пути к высшему посту возглавляли этот ключевой экономический орган.
Поскольку министерство контролировало помимо всего прочего рынок валюты, предприятиям приходилось обращаться к правительству за разрешением даже тогда, когда речь шла об импорте технологий. В начале 1950-х Sony, тогда еще совсем маленькая компания, обратилась с разрешением купить у американской компании права на производство транзисторов. Министерство сначала отказало, но через два года компании удалось переубедить чиновников. Еще через несколько лет транзисторные радиоприемники принесли Sony мировую славу.
Это был не единственный случай, когда министерство пыталось преградить путь прогрессу, но остановить его не смогло. Точно так же получилось и в автомобильной промышленности. В середине 1950-х министерство предложило компаниям поучаствовать в конкурсе на право производить “народный автомобиль”. Предполагалось, что победитель станет единственным производителем в стране. Через десять лет министерство попыталось заново консолидировать отрасль – заставить компании слиться в несколько суперконцернов. Можно только догадываться, что стало бы с этими отраслями японской промышленности, окажись попытки министерства вмешаться в их развитие успешными. По счастью, отраслевые лобби были в обоих случаях сильнее чиновников, и японские автомобильные концерны, конкурируя между собой, завоевали весь мир. Так что японский экономический рост и развитие высокотехнологичных отраслей происходили во многом вопреки, а не благодаря государственному контролю и поддержке.
К концу 1980-х самым главным проектом для всемогущего министерства стала электроника. И, как оказалось, последним. Сейчас трудно поверить, что сорок лет назад все ждали окончательной победы японской электроники над американской. Многие годы государственных инвестиций просто обязаны были принести успех японцам. После полной победы на рынке микрокалькуляторов и магнитофонов – кто сейчас помнит названия американских конкурентов Sony? – результат схватки на рынке компьютеров казался предрешенным. Что мог противопоставить японцам IBM – одинокий гигант, так похожий по структуре на японские корпорации?
Однако оказалось, что в отрасли, где границы рынков менялись чуть ли не ежегодно, японским гигантам пришлось отступить перед лицом новых, быстро растущих американских компаний. За какой, собственно, рынок сражались Microsoft и Netscape? На какой рынок так триумфально вошел Google? Чью нишу занял Twitter? Там, где новые продукты и услуги – и новые виды продуктов и услуг! – появлялись с калейдоскопической быстротой, крупные корпорации оказались слишком неповоротливыми.
Путь самурая или мудрость мандарина?
Неужели в стремительно меняющемся мире государственная поддержка оказалась балластом? В Японии – да, а вот в Китае – нет. Просто политика была разная. Двадцать лет – с 1990-х до 2008-го – китайское правительство не защищало “отечественного производителя”, как это делало японское министерство, а, наоборот, помогало отрасли быть максимально открытой для иностранных инвестиций. Компаниям, ориентированным на экспорт, помогал заниженный курс юаня – ЦБ Китая не уставал скупать доллары, снижая покупательную способность собственной валюты (в Японии все было наоборот). В то же время правительство требовало у иностранных компаний создания совместных предприятий и обязательной передачи технологий.
Гарвардский профессор Дани Родрик ставил в заслугу китайскому правительству даже слабую защиту интеллектуальной собственности – пиратство, попросту говоря. Если не особенно заботиться о правах создателя передовой технологии, заимствовать гораздо легче. В итоге уровень производства потребительской электроники, в основном на экспорт, в Китае был намного выше, чем полагалось бы стране с таким же – или даже вдвое более высоким – уровнем ВВП на душу населения. (То, что качество экспорта из страны в среднем определяется как раз уровнем ВВП на душу населения, – хорошо известный факт.) Успехом обернулась даже попытка консолидации, провалившаяся в японской автомобильной промышленности. Китайское правительство превратило более ста производителей цветных телевизоров в несколько предприятий с иностранным участием.
А с другой стороны, о китайском правительстве в начале XXI века говорили то же, что и за сорок лет до этого о японском. Мол, это пример всему миру – как следует помогать экономическому росту, и еще через пару десятилетий мировое экономическое доминирование Китая станет бесспорным. Проблема лишь в том, что с ростом благосостояния перед Китаем встанут в точности те же проблемы, что и перед Россией: как увеличить не объем экспорта, а его качество. Иными словами, как его диверсифицировать, сделать разнообразным и “дорогим”.
Так с какой страны можно взять пример? При всех невероятных темпах экономического развития в последние полвека до российского уровня богатства на душу населения китайцам еще далеко, пара десятилетий. Более бедной стране быстро расти легче: и производительность труда может повышаться опережающими темпами, и новые технологии можно заимствовать у стран, оказавшихся впереди. Япония, возможно, лучше подходит. Начало ее роста пришлось на более низкий уровень, чем нынешний российский, но конец-то – на гораздо более высокий! Япония, с ее ярко выраженной и тесно спаянной с бизнесом политической элитой, – несовершенная демократия, в чем-то похожая на нашу страну. Проблема в том, что Россия уникальным образом смешивает японские черты с американскими. Америка, страна с чуждым нам политическим устройством, с открытой конкуренцией снизу доверху, имеет больше сходства с Россией в чисто экономическом плане, от имущественного расслоения до опоры граждан на собственные силы и неверия в благие помыслы правительства.
Применительно к промышленной политике эта российская двойственность подсказывает скорее пессимистические прогнозы. В Японии правительственные программы достигли своей цели отчасти из-за того, что население страны очень однородно. Такие одинаковые интересы легко учитывать! Политики имеют меньше возможностей играть на противоречиях между разными группами избирателей. В Америке имущественное расслоение подталкивает к созданию неэффективных перераспределительных схем, но открытость госорганов и всепроникающая пресса ограничивают эту неэффективность. Так что для нас японский путь сложен в силу исходных экономических данных, а американский – в силу политических. Китайский, конечно, остается: максимальная открытость для проникновения технологий в страну. Нужна самая малость – преодолеть параноидальный страх перед этой открытостью.
