Последние относилось к диким воинам, которые не замедлили выполнить приказ – и бросились в атаку. В эту секунду Змей не думал об угрозе. Он пытался понять – как они могли так ловко двигаться и ориентироваться во мраке. Ведь они были такими же безглазыми, как и тот, кого назвали Глиной.
– Но-но! Только не приближаться! – с угрозой предупредил Игнат. – Пристрелю на месте, даже подробностей выяснять не буду!
Один из местных не внял предупреждению, полез вперед с копьем наперерез. Игнат выстрелил одиночным – прямо под ноги непонятливому дикарю. Пуля выбила искру и каменную крошку, с визгом улетев в сторону. Брызнувшим крошевом хлестануло по голым щиколоткам, и нападавший, испуганно взвизгнув, подскочил на месте. Попятился. Обитатели пещеры издали дружный почтительный вздох и подались назад, замерев в нерешительности.
– Ладно, – примирительно сказал Змей. – Раз все успокоились – ведите нас к своему Малахиту. Пусть нам, наконец, объяснят, кто мы есть на самом деле. И что здесь, черт возьми, происходит.
Такое они даже представить себе не могли. Громадная пещера со светящимися стенами оказалась лишь задворками целой системы подземелий. И, видимо, никто в Карфагене даже понятия не имел, что здесь, в мрачном «подвале» под самыми нижними уровнями подземного города, жили люди. Само удивительное – здесь тоже ничего не знали о жизни за пределами сети пещер, которые их обитатели называли Сферами.
Дикари были уверены, что остались последними людьми на планете. Больше того – они практически забыли о том, что люди вообще когда-то обитали на поверхности. Они не смогли бы проверить свои предположения, даже если бы очень захотели. Во время ядерных ударов завалило единственный вход, через который сюда проникли бежавшие в панике сотни людей. Они думали, что, уцелев, вытащили счастливый билет. И даже не представляли, какие испытания ждут их в дальнейшем.
Так или иначе, память о ядерной войне и Катастрофе исказилась в их представлениях, превратившись в странную, неудобоваримую мифологию, в которой реальность и вымысел смешались в дикую кашу.
И дело было не только в том, что из видевших поверхность в живых остались единицы. Дело было в странном воздухе и не менее странной пище. А также в воде – в том числе и черной, ядовитой для человека, но которую местные научились как-то очищать.
Правда, очищали, видимо, не до конца. Здешние вода и пища – налет на стенах пещеры, черви, летучие мыши и прочая пещерная дрянь – если и перестали быть смертельными, пользы тоже приносили немного. Странные мутации начались еще у первого поколения, искавшего убежища от ядерной бомбардировки два десятилетия назад.
Родившиеся же здесь могли считаться людьми лишь условно. Они развивались бешеными темпами и становились взрослыми уже к десяти годам. И начинали резко стареть До пятнадцати не доживал практически никто. Так что нынешнее поколение не имело ничего общего с людьми, пришедшими с поверхности.
Было здесь еще кое-что непонятное и пугающее. Местные научились каким-то образом управлять мутациями, трансформируясь в совершенно новый вид, идеально приспособленный к жизни во мраке. Тьма, правда, частично рассеивалась свечением фосфоресцировавших стен. Но так, видимо, здесь было далеко не везде.
Абсолютная тьма – вот что главенствовало в этом мире, наглухо запечатанном в глубоком подземелье, как кувшин с жуткими джиннами. Тьма, которая довела бы до безумия любого нормального человека, здешним обитателям дарила и определенные преимущества. Как слепцы, с рождения лишенные зрения, они научились обострять прочие чувства, и странные мутации только способствовали этому. Местные обладали недоступными жителям Карфагена способностями – например, ориентировались во мраке, используя внутренний «радар», как летучие мыши, могли месяцами питаться омерзительным налетом, просто слизывая его со стен. Более того – еще в малолетстве будущие воины проходили кошмарный обряд инициации.
Они вырывали себе глаза. Считалось – только так можно достичь максимальной чуткости, необходимой для выживания в пещерах. Как бы бесчеловечно это ни звучало – это работало.
Обо все этом поведала старуха со странным именем Яшма. Здесь все носили имена, созвучные минералам и горным породам. Как тот же Малахит, про которого говорил Глина – кто-то вроде духовного лидера этой, отдельно взятой, Сферы. Судя по всему, были и другие Сферы, в том числе не особо дружественные. За лазутчиков соседей беглецов, видать, и приняли поначалу.
Они сидели в некоем подобии каменного гнезда. Так здесь выглядели дома: кольцо из камней, примерно по плечи – так, что, усаживаясь в каменное же кресло, ты уже не видел того, что вокруг. И тебя не видели тоже. Это было странно, учитывая, что, собственно, «видеть» обитали Сфер не могли. Но, наверное, их обостренные чувства были родственны зрению или эхолокации, так что стены нужны им были для уединения, как и обычным людям – с поверхности или из Карфагена. Впрочем, Змей подозревал: эти ребята способны на большее. Например, на что-то вроде телепатии. Не зря же они делали себе дырки в черепе – именно их они прикрывали слюдяными дисками, которые в темноте можно было принять за «глаза». Это как-то было связано с высвобождением того самого «шестого чувства», объяснить которое человеческим языком было невозможно.
Оттого, наверное, Змей и ощущал на себе постоянно чье-то назойливое внимание. Возможно, сказывалась болезненная чувствительность вследствие того нейтринного опыта в Обители шаманов. А может, это была обыкновенная мнительность или нервозность из-за неопределенности их дальнейшей судьбы. Пока чужаков не прикончили, но радушным приемом хозяева этих мест тоже особо не отличались. Пока путников спасало огнестрельное оружие. Но толпа туземцев-телепатов с камнями вполне способна была забить маленький отряд, пусть даже до зубов вооруженный.
Яшма выглядела куда привычнее – как обыкновенная женщина, правда, тоже лишенная глаз. Даже одежда у нее была, хоть и ветхая, но еще та, с поверхности. Местные же свое жалкое тряпье делали из сушеных водорослей, которые вылавливали в подземных речках. Как тут что-то росло без света и фотосинтеза, оставалось загадкой. То ли работали совершенно другие естественные биологические механизмы, то ли и эти виды мутировали в радиоактивных и отравленных водах.
– Мы называем себя – Живые, – тихим, с присвистом, голосом говорила Яшма. Своими впавшими глазницами она смотрела куда-то вверх и мерно покачивалась. – И Сферу нашу зовем Сферой Жизни. Потому что в других Сферах живут отступники. Их мы зовем Нежитью.
– Они что же, зомби какие-то? – поинтересовался Змей. – Типа, ожившие мертвецы и все такое?
– Внешне они вполне себе живые, – отвечала Яшма. – Только вот внутри у них – мертвечина. Мертвые души, мертвые мысли. Очень трудно оставаться живым в месте, которое словно создано, чтобы хоронить мертвых… Не знаю, как объяснить словами. Мы здесь совсем уже по-другому думаем и чувствуем… – Она замолчала, причмокивая беззубым ртом. – Странно как-то говорить с людьми из другого мира. Вы словно пришли из прошлого.
– Ну почему же? – непонимающе проговорила Тана. – Мы живем… Точнее, жили не так уж далеко от вас. Просто были отделены всей этой толщей земли…
