– Вот я и нашел тебя, Тана…
– Это большой вопрос – кто кого нашел, – тихо отозвался голос, от которого сжалось сердце.
В отблеске далекого прожектора Змей разглядел ее огромные, полные слез глаза, но сказать больше ничего не успел. Рядом возник еще один силуэт – с винтовкой в руках. Теперь стало понятно, чего так испугались преследователи.
Силуэт проворчал голосом Морица:
– Валим отсюда, быстро. Сейчас они очухаются, еще и подкрепление подтянут.
Глава пятая
Пауки в банке
Выглянув из-за бруствера, Змей оценил обстановку. До самой скалы никого не было видно. А значит, можно было добежать до колодца без риска получить в бок копье из железного прута. Конечно, у колодца могла быть засада – мало ли какие отморозки решили бы плюнуть на «водяное перемирие», чтобы утащить пленного – на обмен, для выкупа или вовсе на мясо. Со жратвой было совсем туго, а последний контейнер с сухими лепешками захватили «балахонщики» – так за глаза прозвали Черных Святителей.
Змей усмехнулся, поймав себя на мысли, что успел уже вжиться в это сумасшествие. Хотя прошла всего неделя со дня бунта, но все уже успели конкретно перессориться, а кое-кого и грохнуть под шумок.
Накопитель снова разделился на секторы – на этот раз спонтанно и более естественно, так как отдельные участки громадного лагеря захватили стихийно сбившиеся группировки. Недавно единообразная аморфная масса изолятов разбилась на «группы по интересам» и расползлась по углам, затаившись на время. Впрочем, это разделение не обещало спокойствия. Ибо интересы у групп действительно были разные, и если одни хотели просто, чтобы их оставили в покое, то другие страстно желали подчинить себе остальных.
В центре Накопителя, вокруг Черной скалы, как и стоило ожидать, обосновались сектанты. Что интересно, обосновались прочно. Более того, их становилось все больше – за счет новых адептов, сползавшихся к ним и принимавших их странную веру, одновременно присягая на верность Пастырю. Балахонщикам было чем приманить новых сторонников, помимо своих безумных идей.
У них был доступ к еде.
Шут его знает откуда, но, похоже, они каким-то образом контактировали с администрацией Накопителя. Может, находились в сговоре, а может, имели своих последователей уже и среди надсмотрщиков. В любом случае всем остальным приходилось туго.
Остатки неприкасаемых сгрудились «на западе», как прозвали наименее освещенную часть Накопителя. Святители и неприкасаемые имели взаимные претензии, претендуя на лидерство, и уже успели пустить друг дружке кровь. У неприкасаемых было преимущество в подпольной связи с Карфагеном через своих людей в администрации, но с ростом влияния Пастыря это преимущество таяло.
Еще одна группировка – это «отмороженные» из числа беженцев, плевавшие на все порядки и правила, принятые в Накопителе. Эти были опасны, но и сами дохли как мухи, так как лезли напролом, нарывались почем зря. Соответственно, в неизбежных столкновениях их предпочитали живыми не брать.
Большая толпа «унылых», как их прозвали за пассивность и неопределенность позиции, расположилась на востоке, у ворот охраны. Это была основная масса изолятов, включавшая женщин и детей. Она же поставляла большую часть неофитов в ряды Черных Святителей. Было подозрение, что рано или поздно все они плавно перетекут к Черной скале и напялят черные балахоны. Последние имелись у Пастыря в избытке. Надо думать, администрация Накопителя была заинтересована в этой темной силе, контролировавшей его внутреннюю жизнь и выполнявшей своими руками грязную работу в интересах Директории. Раньше этим занимались неприкасаемые, оставшиеся теперь в меньшинстве. Но свято место, как известно, пусто не бывает.
Группировки отгораживались от остальных за импровизированными укрытиями из старой, уже лишенной тока, проволоки, столбов и гравия, собранного прямо под ногами. В этом была практическая необходимость, так как нарастающий голод заставлял наиболее рьяных совершать набеги на соседей.
В ограниченном пространстве Накопителя все ненавидели всех. Причем куда сильнее, чем шакалов-надсмотрщиков, оставшихся за скобками нового конфликта. С одной стороны, это не могло не радовать. С другой – настораживало. Не покидало ощущение, что охрана просто дожидается, пока обитатели Накопителя перебьют друг друга. При этом власти делали все возможное, чтобы бунтовщики не объединились в один кулак и не врезали по тем, кто загнал их в этот «каменный мешок».
Даже думать о таком было омерзительно – понимать, что стал участником грызни в банке с пауками. Впрочем, лучше быть живым пауком, чем дохлой мухой.
За последние пару дней они успели отбить несколько атак. Это были и безумные одиночки, пытавшиеся прорваться к запасам, которые, как они думали, имелись за насыпной стеной импровизированного «форта». Кого-то удавалось остановить словом – угрозами и убеждениями. Кто-то получил камнем – в лоб, в живот, в колено. Были и такие, что нарочно нарывались на грубость: блуждало стойкое убеждение, что тяжело раненного должны выхаживать из сострадания или, на крайний случай, отправить в больничку при Накопителе. Но что-то подсказывало: никто не собирается лечить этих обреченных бедолаг. Да и сострадание таяло куда быстрее, чем остатки продовольствия.
Куда опаснее оказались нападения банд и спонтанно сбившихся групп голодных оборванцев. Из всего населения форта реальными боевыми единицами были лишь Змей, Мориц и, как ни удивительно, Тана, дравшаяся, как дикая кошка. Камни она метала тоже точнее всех. Несколько малахольных беженцев радом с ними хороши были разве что для массовости. Даже камни они швыряли куда попало. Однако помогли создать впечатление массовости и отпугнуть врагов.
Еще до спасения Змея Морицу удалось захватить ценный приз – винтовку СВД, оброненную шакалом-наблюдателем во время падения Черной скалы. С ней форт был еще опаснее для нападавших, что все же не спасало от новой, еще более яростной атаки.
Ведь еды и воды не становилось больше.
Змей внимательно вглядывался в пространство, прикидывая собственную скорость движения и возможности к отступлению. Конечно, его прикрывал Мориц, занявший удобное положение с трофейной винтовкой. Но было понятно, что уж если дойдет до стрельбы, то жалкий десяток патронов не остановит разъяренных адептов Пастыря.
Облизывая пересохшие губы, посредник прикидывал шансы. «Ясное дело – других вариантов нет. Иначе «монахи» просто сдохнут от жажды – куда быстрее и мучительнее, чем от голода».
Это понимали все – даже самые конченые мрази, успевшие проявить себя в дни бунта. Потому и оставалось до сих пор это единственное место, где избегали нападений друг на друга. Или, по крайней мере, старались нарочно не пересекаться.
Колодец.
По сути – огромная дыра шагах в тридцати от скалы, где скапливалась вода, ниспадавшая в виде дождя из Зияющей Дыры. Это было удивительно, но в плохом смысле слова: при всем обилии лившейся со свода воды вся она уходила куда-то сквозь слой гравия, оставаясь только в лужах вокруг Черной скалы да в этом колодце. К скале было не подобраться – там засели Святители. А вот к колодцу надо было прогуляться.
