Луи настолько погрузился в размышления над статьей, что толчок при посадке самолета испугал его. Он собрал свои журналы и стал дожидаться, когда погаснет надпись на табло «пристегнуть ремни». Путешествовал он налегке, предпочитая хранить в кабинете Ваниты сменную одежду на всякий случай.
Попрощавшись со стюардессой Кортни и пройдя в терминал, он повернул налево. Этот аэропорт доктор Уорд знал как свои пять пальцев: вот оживление у TSA PreCheck
[61], а у этих ворот можно найти аппарат «Старбакс», там же и мужской туалет. Луи точно знал, сколько времени у него займет аренда машины и дорога до Центра.
И, как обычно, опять же в силу того, что он никогда не отступал от своих правил, по приезде его уже ожидала «группа встречающих».
Один из регулярно протестующих у клиники встречал Луи в аэропорту, ожидая у лестницы рядом с лентой, где получали багаж: это был единственный путь к пункту проката автомобилей. Луи любил мысленно называть парня «Аллен-Анти». Аллен всегда держал написанную от руки табличку: «ЛУИС УОРД — ДЕТОУБИЙЦА». Луи не знал, что злит его больше: что этот человек является его встречать, как часы, или то, что он неправильно пишет его имя.
Аллен, как обычно, стоял со своей табличкой. Луи никогда не обращал на него внимания, был осмотрителен. Но на сей раз имя было написано верно. Одного этого оказалось достаточно, чтобы Луи замедлил шаг.
— Доктор Уорд, — расплылся в улыбке Анти. — Хорошо долетели?
Врач остановился.
— Вы Аллен, верно?
— Да, док, — ответил тот.
Луи взглянул на часы.
— Что вы скажете, если я предложу перекусить?
У него было пятнадцать минут, потому что самолет приземлился чуть раньше. Да и в аэропорту он чувствовал себя в безопасности, ведь повсюду люди. Быть может, стоило, как говорится, один раз походить в чужой обуви, чтобы впредь не топтали твоих следов.
Аллен сунул табличку подмышку, и они поднялись по лестнице в «Макдональдс», где Луи угостил протестанта бигмаком и кофе, остановившись за столиком на всеобщем обозрении, у касс.
— Я могу поинтересоваться, зачем вы меня встречаете в аэропорту? — спросил Уорд, прожевав первый кусок и отпив кофе.
Аллен проглотил кусок бутерброда и улыбнулся.
— Я просто хочу закрыть ту фабрику смерти, где вы работаете, — ответил он, словно сказал: «Теплый стоит октябрь, не правда ли?».
— Фабрику смерти? — повторил Луи, как будто пробуя фразу на вкус. — Гм… И сколько же должны отсидеть в тюрьме мои пациентки за свое преступление?
— Презирай грех, а не согрешившего, — ответил Аллен.
— Если только согрешил не я, верно? — уточнил Луи. — Значит, будь ваша воля, вы бы запретили аборты?
— В идеале.
— Даже в случаях изнасилования или инцеста?
— И какой процент таких женщин? — пожал плечами Аллен.
— Вы не ответили на мой вопрос, — стоял на своем Луи.
— А вы не ответили на мой, — возразил Аллен. — А впрочем, какая разница: даже в таком редчайшем случае вы совершаете убийство.
Луи подумал о том «мешочке», который он извлекает на ранних сроках беременности. Эта ткань не ощущала боли, не умела мыслить, не испытывала чувств. Для Аллена это был человек. Однако кто станет спорить, что, с точки зрения морали, нет никакой разницы между тем, чтобы срубить столетний дуб или наступить на желудь?
Аллен приступил к яичнице, и Луи подумал: вот еще одна потенциальная жизнь потрачена впустую.
— Знаете, я тоже считаю, что борюсь за жизнь, — сказал он. — Только так уж случилось, что я борюсь за жизнь женщины. Я бы назвал вас сторонником родов.
— А вас — сторонником абортов, — ответил Аллен.
— Никто не заставляет женщину прерывать беременность, если она сама не хочет. В том-то и разница между тем, чтобы поддерживать свободу выбора и отрицать ее.
Аллен откинулся на спинку стула.
— Мне кажется, мы никогда не достигнем взаимопонимания в этом вопросе.
— Наверное, нет, — подтвердил Уорд выразительной мимикой. — Но мы могли бы договориться не использовать публичные места для пропаганды своих идей. Мы все имеем право на свободу вероисповедания, не так ли?
Аллен, подумав, осторожно кивнул.
— Но невозможно проводить политику, — продолжил Луи, — построенную на религии, ибо религия у каждого человека своя. Остается наука. Наука репродуктология. Зачатие — это зачатие, ни больше ни меньше. А дальше человек вправе решать, какие у него этические ценности, основываясь на собственных взаимоотношениях с Богом. Но! Никакие разглагольствования на тему основных человеческих прав касательно репродуктологии не должны допускать вольного толкования.
Луи заметил во взгляде Аллена… что? Недоумение, замешательство?
— У вас есть дочь, Аллен?
— Есть.
— Сколько ей лет?
— Двенадцать.
— Как бы вы поступили, случись ей забеременеть?
Аллен покраснел.
— Вы и ваши сторонники всегда пытаетесь так… — шумно засопел он.
— Ничего я не пытаюсь. Я просто предлагаю вам применить свои догмы к самому себе.
— Я бы с ней все обсудил, — пришлось найти ответ Аллену. — Отвел бы ее к пастору. И убедился бы, что она примет правильное решение.
— Я с вами полностью согласен, — сказал Луи.
— Согласны? — Аллен вскинул на своего визави недоуменные глаза.
— Да. Ваша религия должна помогать человеку сделать правильный выбор, если он оказался в подобной ситуации. Однако должна существовать норма, что человек изначально имеет право сделать этот выбор. Когда человек говорит, что не может что-то сделать, потому что ему запрещает его религия, — это правильно. Но когда вы мне говорите, что я не могу что-то сделать, потому что ваша религия это запрещает, — возникает проблема. — Луи взглянул на часы. — Мне пора, труба зовет, — поднялся он.
— Знаете, мне всегда казалось забавным, что такие ярые сторонники абортов вообще родились на свет, — произнес Аллен.
Луи улыбнулся, собрал мусор со стола и простился:
— Спасибо за компанию. И за беседу.
Аллен подхватил свою табличку.
— Вас очень трудно ненавидеть, доктор Уорд.
— В этом-то все и дело, — вполоборота к Аллену заметил Луи, подняв указательный палец. — В этом-то все и дело, дружок, — повторил он с улыбкой себе под нос, уходя.
