— Вы должны вывезти женщину, — сказал Луи.
— Бекс, — сделала выбор Иззи.
Стрелок стал отодвигать диван и стулья со столами, которыми забаррикадировал входную дверь.
Луи наблюдал за ним, прищурившись. Джордж выглядел, как сотни белых мужчин, которых Луи встречал за пределами клиники. Подавляющее большинство протестующих были мужчинами, и для Луи тут все было ясно: белые мужчины чувствуют угрозу от природы женщины. Даже в Библии естественные физиологические процессы в организме женщины описаны как патология: «Если женщина имеет истечение крови, текущей из тела ее, то она должна сидеть семь дней во время очищения своего, и всякий, кто прикоснется к ней, нечист будет до вечера»
[33]. Рождение детей должно сопровождаться муками. А еще непонятна природа тех, кто постоянно истекает кровью, но так и не умирает.
Конечно, истоки такого отношения нужно искать в истории. Когда-то женщины были собственностью. Их целомудрие всегда принадлежало мужчинами, пока аборты и средства контрацепции не вложили управление женской сексуальностью в руки самих женщин. Когда женщина смогла заниматься сексом без страха нежелательной беременности, тогда неожиданно роль мужчины снизилась до уровня «ненужный» и «рудиментарный». Поэтому мужчины и стали чернить тех, кто сделал аборт. Это мужчины придумали известный ярлык: хорошая женщина хочет стать матерью, порочная — нет.
Ванита, да упокоит Господь ее душу, говорила, что, если бы детей вынашивали мужчины, аборт, скорее всего, стал бы таинством. Его бы отмечали, как Суперкубок. Мужчин, прервавших беременность, просили бы встать, чтобы поаплодировать им в церкви за то, что у них хватило смелости принять подобное решение. Виагру бы продавали с купонами на три бесплатных аборта.
Боже! Как же Луи уже не хватает Ваниты!
Сорок лет назад Ванита сама сделала аборт. Тогда аборты были вне закона, но все знали, что в Сильвер-Гров
[34] живет женщина, которая делает это в гараже. Когда в 1980-х женщина умерла, а дом продали и новые владельцы решили разбить сад, то выкопали сотни крошечных косточек. Похожих на птичьи.
Ванита рассказала Луи, что ей снится ребенок, которого она так и не родила. И сны такие яркие: как она спорит со своей нерожденной дочерью, когда та проснулась с заложенным горлом; а однажды ей приснилось, что дочь заплетает ей косы. И проснулась она тогда с аккуратными афрокосичками…
Она прекрасно понимала, что, хотя аборты и узаконили, позорное пятно все еще не смыто, даже несмотря на то, что его носит каждая четвертая. Ванита сочла своим личным призванием создание такого места, где женщина сможет безопасно прервать беременность, если возникнет необходимость. Места, где женщину поддержат и не будут осуждать.
Она открыла клинику и, когда обнаружила, что не может найти врача-гинеколога из местных, разыскала Луи и попросила его прилетать и проводить операции. Он никогда не думал о том, чтобы отказаться…
— Я не смогу ее донести, — прервала его размышления Иззи.
— Там есть инвалидная коляска. — Луи указал туда, где у шкафа с папками, рядом с телом Ваниты, была втиснута коляска. Стрелок ткнул в Иззи пистолетом, давая понять, что она может взять ее.
Иззи побежала за письменный стол, мимо тела хозяйки клиники, подтянула коляску к Бекс, встала над бедняжкой и подхватила под мышки, чтобы поднять. Луи беспомощно наблюдал, как Иззи с трудом, но все-таки удалось усадить женщину и зафиксировать липкой лентой торчащую из груди трубку.
Бекс закашлялась и, привыкая к новому положению, стала хватать ртом воздух.
— Вывезешь ее, — приказал стрелок, — и немедленно возвращайся. Или я начну стрелять. — Он схватился за ручку и рывком открыл дверь внутрь, прячась за ней. В приемную хлынул солнечный свет, в котором вырисовывались силуэты Иззи и Бекс.
Когда дверь открылась, этот лучик света добрался и до Луи. Морщась от боли, он машинально подался немного влево, чтобы схватить этот лучик рукой, внезапно вновь превратившись в семилетнего мальчишку, сидящего с бабушкой на крыльце, пока та чистит бобы. Воздух, помнится, был тягучий, а дерево под задом — такое горячее, что обжигало ноги. Словно вернувшись в свое детство, он вытянул руку, пытаясь поймать солнечный лучик, проглядывающий сквозь листву кипариса. И все гадал: прилетел этот лучик, чтобы с ним потанцевать? Или будет продолжать свой танец сам, даже когда Луи уйдет?
Полдень
Хью оказался третьим полицейским, прибывшим на место происшествия. К нему тут же подошли двое патрульных с широко раскрытыми из-за криминального происшествия глазами: они прибыли к Центру сразу же после звонка какой-то женщины, сообщившей о перестрелке.
— Лейтенант, — обратился к нему первый патрульный, — что нам делать?
— А что нам уже известно? — задал встречный вопрос Макэлрой.
— Ничего, — качнул головой второй. — Мы прибыли буквально за десять секунд до вашего появления.
— Вы слышали выстрелы?
— Нет.
— Пока не прибыло подкрепление, — кивнул Хью, — займите позиции на северо-западном и юго-восточном углах здания, на тот случай, если стрелок попытается его покинуть.
Копы поспешили на позиции, а Хью начал мысленно составлять перечень поручений. Необходимо оцепить улицу — это прежде всего. Далее: нужен командный центр. Если стрелок не выйдет, придется наладить с ним связь. Еще следует оттеснить с улицы людей, относящихся к этому как к какому-то развлечению.
В кармане разрывался мобильный, но он не обращал на него внимания, а сел в машину и передал диспетчеру по рации:
— Я на месте. Оцепляю. Стрелок все еще внутри здания, предположительно с заложниками. Кто-то связался с шефом?
— Как раз работаем над этим.
— Вызовите региональный отряд специального реагирования, — распорядился Хью. — И достаньте мне аэрофотоснимки Центра.
Когда он отключал рацию, прибыли еще три патрульные машины.
Хью полез в нагрудный карман за мобильным и нажал на боковую кнопку, чтобы отбить вызов того, кто, черт побери, не хочет оставить его в покое, пока он пытается не дать случившемуся здесь кошмару перейти в еще более разрушительную стадию.
Обычно, когда окружающие были парализованы паникой или находились под воздействием адреналина, Хью оставался спокойным, уравновешенным, со светлой головой. Он пока не знал, есть ли живые люди внутри здания, как не знал и того, что заставило этого стрелка свернуть на такую дорожку. Но обязательно скоро узнает, свернет горы, чтобы заставить этого парня опустить оружие, пока не нанесен непоправимый вред!
Даже когда он велел прибывшим патрульным оцепить периметр, сообщив, что ему необходимо для выполнения своей работы, Хью молился. Ну, может, не молился, а взывал ко Вселенной. Молятся те, кто не видел того, что довелось повидать Хью на своей работе. Молятся те, кто продолжает верить в Бога. Хью же горячо надеялся, что этот ублюдок с пистолетом окажется одним из тех, кого можно легко обезвредить. А все те выстрелы, которые он произвел, попали в пластик или стекло, а не в людей.
