— Не получится, — подтвердил ее опасения доктор Уорд. — Вам нужно установить плевральную дренажную трубку.
Встретившись с ним взглядом и кивнув, Иззи достала трубку из стерильного пластикового пакета и потянулась за зажимом Келли. Потом взяла хирургический скальпель, ругая себя, что не подумала взять бетадин или влажную салфетку.
Подняв правую руку Бекс и нащупав пальцами место между четвертым и пятым ребрами, медсестра замерла. Видеть, как это делают, — совершенно не означает уметь это делать.
— Давайте же, — подбодрил ее доктор Уорд. — Делайте надрез.
Сделав глубокий вдох, Иззи с силой нажала скальпелем на тело Бекс. Сразу же появилась тонкая полоска крови. Не обращая внимания на крик оперируемой, Иззи сунула указательный палец в надрез и нащупала грудную стенку, а свободной рукой взяла зажим и просунула его внутрь.
— Нужно давить сильнее, — подсказывал доктор Уорд.
Иззи кивнула и, маневрируя носиком зажима над ребрами, с отрывистым звуком извлекаемой из бутылки пробки пробила грудную клетку. Тут же со свистом вышел воздух, и кровь брызнула на колени медсестре. Бекс стала ловить ртом воздух — наконец-то она могла дышать.
Оказалось, что у нее был даже не пневмоторакс, а гемоторакс: плевральная полость была наполнена не воздухом, а кровью.
Иззи открыла зажим и покрутила его туда-сюда, расширяя отверстие в грудной клетке, — указательным пальцем она чувствовала, как поднимается и опускается легкое Бекс. Затем вытащила зажим, продолжая держать его носик открытым, чтобы случайно не задеть легкое, и, удерживая палец внутри грудной полости, по миллиметру стала вставлять в отверстие дренажную трубку, пока та не уперлась в плоть. И только тогда вытащила палец.
Зафиксировать трубку было нечем, поэтому пришлось воспользоваться пластиковым пакетом, в котором та и лежала: прижав пакет к боку Бекс, можно было попытаться наложить герметичную повязку. Доктор Уорд потянулся за липкой лентой, которой Иззи фиксировала ему повязку, оторвал две полоски и протянул ей.
— Мисс Иззи, — восхитился он, — если бы я не знал, подумал бы, что вы прирожденный реаниматолог.
Трубка делала свое дело: кровь стекала по ней и капала на пол. Иззи обмотала ее кончик полотенцем, жалея, что рядом нет контейнера — он позволил бы контролировать, сколько крови потеряла Бекс. Теперь ей требовалось переливание крови, иначе она погибнет.
Почувствовав, что кто-то схватил ее за плечо, медсестра обернулась.
— Клади все сюда, — велел стрелок, протягивая ей мусорную корзину и кивком головы указывая на брошенные на полу инструменты. После того как Иззи выполнила это требование, Джордж лично проверил, все ли она собрала и выбросила. Убедившись, что ничего не осталось, он удовлетворенно отошел и спрятал корзину под стойку регистратуры.
— Спасибо… вам, — пробормотала Бекс. Она явно выглядела более спокойной, однако что-то ее все-таки тревожило. Женщина потянула медсестру за руку, Иззи наклонилась и услышала:
— Спасите мою племянницу. — В голосе звучала мольба.
Иззи отстранилась, взглянула ей в лицо и кивнула.
Склонившись над Бекс, якобы для того, чтобы поправить повязку, медсестра пошарила под ногой раненой и достала скальпель, спрятанный ею после проделанной операции. Теперь ей удалось незаметно перепрятать скальпель за вырез формы, в бюстгальтер.
Хотя Хью приказал полиции очистить периметр от зевак, там все еще оставались люди: представители медиа, которые были или слишком беспечны, или слишком амбициозны, чтобы покидать место преступления; праздно шатающиеся со своими телефонами, в надежде записать видео и выложить в социальных сетях. Протестующих же осталось совсем мало, и они, отойдя на безопасное расстояние, просто молились. На земле остались символы их верований: плакат, который провозглашал, что «АБОРТ — ЭТО УБИЙСТВО», куклы со спутанными ногами и руками, разукрашенные бутафорской кровью и в спешке брошенные на бетон, словно жертвы преступлений.
Хью поймал себя на том, что не может вспомнить, когда сюда, в Центр, в последний раз приезжала полиция, чтобы разобраться с постоянными протестами. Многие годы работники клиники сосуществовали с протестующими, как растительное масло и вода в одном сосуде — отдельно друг от друга. При этом обе стороны каждый день являлись, чтобы делать свое дело, которое они считали необходимым, проявляя по отношению к представителям противоположного лагеря не более чем настороженную терпимость. Эти протесты в основном были гражданскими, без проявления жестокости.
За исключением сегодняшнего дня.
Хью заметил, как среди оставшихся противников абортов пробежал ропот удивления, послуживший сигналом включения врожденных рефлексов, которые проявлялись в случае опасности. Он обернулся как раз вовремя: к ханжеской горстке протестующих подходила молодая женщина с розовыми волосами, которую он уже допрашивал час назад. Это она позвонила в 911 после того, как ей удалось выбежать из Центра, услышав начавшуюся стрельбу. Рейчел — так ее звали — остановилась нос к носу с одним из протестантов, высоким толстяком с копной седых волос.
— Пожалуйста, — высказал просьбу мужчина, — помолитесь.
Хью видел, как девица ткнула его пальцем в грудь.
— Аллен, — сказала она достаточно строго, — не смей вести себя так, будто это не ваша вина.
Он несколько удивился — видимо, потому, что она назвала его по имени.
— Он не один из нас, — возразил Аллен, имея в виду стрелка.
— Как ты смеешь такое говорить? — воскликнула женщина. — Да если бы такие, как вы, не несли всякую чушь, то таких, как он, вообще бы не существовало.
— Сейчас идет активная фаза отработки ситуации с захватом заложников, — подошел к ним Хью. — Вы все должны разойтись по домам.
— Не могу. — Рейчел была сильно встревожена. — Пока не буду знать, что все заложники в безопасности.
— Поэтому мы и молимся. Внутри есть и наши активисты, — тут же подхватил Аллен.
— Еще бы! — взъерошил волосы Хью.
— Не только он, — покачал головой протестующий. — Нашу активистку тоже захватили в заложники.
В десятом классе во время дебатов Джанин пришлось дискутировать по делу «Роу против Уэйда». Она должна была опровергать решение суда, но, когда она утверждала, что аборт — это конец жизни, колени ее дрожали. По словам учителя, который выступал за право выбора, дебаты она проиграла. Однако после урока к ней подошла одна девочка по имени Холли и поинтересовалась, что она делает в субботу утром. Вот так Джанин и оказалась под руку с двумя незнакомыми людьми в «цепи жизни» длиной почти в два километра, организованной святой церковью.
За эти годы у Джанин не поколебалась уверенность в том, что жизнь дается при зачатии. И тем не менее она обычно об этом не распространялась, потому что, если человек признается, что он «за жизнь», окружающие начинают смотреть на него как на дурака или приспешника какого-то религиозного культа. Или говорят, что лично они против абортов, но верят в право женщины самой решать. Это все равно что утверждать: «Я бы никогда не обидела ребенка, но не стану учить соседа, что нельзя бить своего сына».
