Только не стала этого делать.
А начала читать.
Потом схватила фломастер и стала писáть.
Джанин надеялась, что стрелок будет к ней более снисходителен: не будет толкать в спину или позволит ей закрыть дверь. В конце концов, они оба верили в неприкосновенность жизни — даже если до настоящего момента у него были с этим большие проблемы. Но он обращался с ней точно так же, как с остальными женщинами.
Джанин размотала туалетную бумагу. Прочла сделанные разными почерками надписи. Первой писала Оливия, потом Джой: «А если мы на него вместе накинемся?»
Сейчас она стояла перед выбором: можно было просто взять и спустить эту бумажку в унитаз, сведя к нулю попытки остальных женщин. Или признать, что неисповедимы пути Господни и их цели совпадают. Она ведь не стоит с плакатом с изображением нерожденного ребенка и не молится за матерей, проходящих мимо. Сейчас за нее саму нужно молиться. В любой другой день она могла бы заверить вас, что в стенах клиники ваша жизнь в опасности. Сегодня же в опасности находилась ее жизнь.
Она потянулась за фломастером. «Заманить его в ловушку и отобрать пистолет».
Взрослея, Рен стала думать, что нет ничего хуже, чем иметь мать, выбравшую жизнь без тебя.
Мама до сих пор иногда вспоминала о ней — в дни рождения, на Рождество, — присылала открытку или подарок. Обычно что-нибудь из Парижа — то, что совсем не нравилось Рен, и девочка прятала подарки в глубь шкафа. Просто выбросить не хватало смелости. А мать все чаще намекала, что теперь, когда Рен выросла, быть может, она хотела бы проводить лето во Франции. Но Рен скорее провела бы свои каникулы на передовой, чем отправилась в Париж. Возможно, она и должна быть благодарна матери за то, что та девять месяцев носила ее в своем чреве, — но только за это.
С другой стороны, если существовало божественное провидение, то именно оно компенсировало ей отсутствие матери, подарив отца, который был на 200 процентов настоящим папой. В отличие от своих друзей, которые постоянно жаловались, что предки их не понимают, Рен искренне любила общество своего папочки.
Он первый написал ей сообщение, когда она получила «А» за контрольную, хотя была уверена, что провалит ее.
Он честно предупреждал ее, если в джинсах она выглядела толстой.
Он научил ее читать ночное небо…
А еще папа был тем человеком, рядом с которым захочешь оказаться в непредвиденной ситуации. Когда она отправилась на день рождения Лолы Хардингс, где два идиота напились, а один парень, нарезая лайм, глубоко порезался и все стали бестолково суетиться, Рен позвонила отцу, который сообщил в 911 и приехал сам, взял ситуацию под контроль и не стал ругаться, а обзвонил родителей всех детей и каким-то образом сумел напугать карой божьей парня, принесшего крепкий ликер.
Когда Рен было десять и она «на слабо» попыталась взобраться на подпорку для роз, после чего оказалась в больнице со сломанной ногой, ее отец сидел рядом, пытаясь успокоить ее, пока не подействовали болеутоляющие. «Икитрен», — сказал он, и она была настолько ошарашена, что перестала плакать и стонать оттого, что через разорванную кожу видела свою кость. «В большинстве слов нельзя переставлять слоги», — пояснил отец и потянул ее за штанину треников.
— Скрёбнебо, — произнесла она.
— Сотпять.
— Граммкило!
Она так жалела, что его нет рядом. Раньше она могла хотя бы писать ему сообщения. Но с тех пор, как их с Оливией вытащили из укрытия, эту возможность она утратила. Разве что сейчас, как только придет ее черед посетить туалет, ей удастся включить телефон и рассказать отцу все, что происходит…
Со своего места на диване Рен наблюдала за Джорджем сквозь прикрытые глаза. Он разговаривал по телефону с ее отцом, но сейчас трубка лежала на стойке администратора. В правой руке, беспрестанно потея, стрелок сжимал пистолет.
У него были глаза как у привидения: такие светлые — и зрачки с булавочное острие, — как будто можно было смотреть сквозь них.
И, если врач с Иззи не ошибались, у него была дочь. Наверное, из-за дочери он сюда и пришел. Рен, как никто другой, знала, что родителей не выбирают, но не могла не удивляться, как можно жить с таким человеком, а не с ее отцом. Что сейчас думает обо всем этом его дочь?
— Чего ты ждешь? — стал размахивать он пистолетом перед ее лицом. — Шевелись давай!
Она встала и протянула связанные руки.
— Я не могу… вы же видите… со связанными руками.
На одно ужасающее мгновение в голове мелькнула мысль, что он велит ей справляться так. Но Джордж вцепился ей в запястья, нащупал кончик ленты и разорвал ее. Рен почувствовала, как кровь хлынула в руки, и потрясла ими, свободно свесив вдоль тела.
— И смотри мне, — предупредил он, — не глупи!
Рен кивнула, хотя у нее было такое ощущение, что то, что она считает глупостью, и то, что называет глупостью он, — две разные вещи.
Дверь оставалась открытой. Она села на крышку унитаза и достала из носка телефон. Оливии удалось его выключить, чтобы он не вибрировал. Когда Рен вновь его включит, это не произойдет беззвучно. Рен потянулась к раковине и спустила воду, чтобы заглушить неизбежное пиликание.
Затаив дыхание, она прижала телефон к рубашке и стала ждать, когда появится сеть, чтобы написать сообщение отцу.
Но сети не было.
Ерунда какая-то, телефон отлично ловил, когда она пряталась в кладовке! И был виброзвонок, когда ее тащили в приемную, до того, как телефон выключила Оливия. Рен порылась в настройках. Попыталась найти сеть через вай-фай.
Тщетно.
Когда ранили ее тетю, Рен превратилась в статую. Она не могла пошевелиться — наверное, так бы и стояла там в ожидании, когда убьют и ее, если бы Оливия не затащила ее в кладовку. Сердце так бешено колотилось, что казалось, оно сейчас сломает ребра. Никогда в жизни ей не было так страшно, и каждый раз, закрывая глаза, она видела эту ярко-алую кровь, вытекающую из груди тети Бекс. Но иметь возможность написать отцу сообщение и знать, что ее отец по ту сторону этой кирпичной стены… это знание вернуло Рен рассудок.
А теперь она вновь его потеряла.
А если ей никогда не выбраться из этой клиники? Ей всего пятнадцать…
У нее никогда не было секса. Она не успела сходить на выпускной бал. Еще не выкурила косячок, не пробовала не спать всю ночь…
Папа всегда предупреждал ее: будь осторожна! Он видел слишком много жертв ДТП и пьяных водителей, подростков, которые считали себя непобедимыми. Быть может, это покажется смешным, учитывая тот факт, что ее выдернули из кладовки и приставили пистолет к голове, но впервые Рен по-настоящему поняла, что может умереть, только сейчас.
Ее охватила новая волна паники, забила дрожь. Одной рукой обхватив другую руку и крепко-крепко зажмурившись, она попыталась представить каждую черточку на лице отца.
