— Миссисипи знает долгую историю насилия против людей, которые молчали, — ответил он.
— Уилли, — рассмеялась Менди, — вы же не настолько глупы, чтобы пытаться разыграть расовую карту с темнокожей женщиной.
— Нерожденные дети уже вносятся в официальные документы. Знаете, мой дедушка обеспечил меня трастовым фондом, еще когда мой отец и не помышлял обо мне.
— Вам прекрасно известно, что между законными правами нерожденных детей и конституционными правами живого человека — огромная пропасть, — горячо зашептала Менди. — Конституция может защищать свободы и личные интересы, но Верховный Суд четко определил, что эти права обретаются с рождением, а до рождения эмбрион не является человеком. Штаты могут наделять эмбрион теми или иными правами, но от этого он не становится человеком.
У Бет кружилась голова. Произносилось столько слов, а большинство из них она просто не понимала. Одного она совсем не поняла: почему, если речь идет об эмбрионе, она оказалась в наручниках? Бет пыталась унять истерический смех: после всего, что она пережила, чтобы снять с себя ответственность за ребенка, оказалось, что она все еще за него в ответе.
— Я просто пытаюсь воплотить в жизнь законную, освященную временем традицию позволить тем, кто не может говорить сам, иметь голос в суде. Вы каждый день с этим сталкиваетесь, когда назначенный судом опекун выступает от имени детей или людей с ограниченными возможностями. В этой стране закон защищает тех, кто не в силах защитить себя сам. Как, например, младенец вашей подзащитной.
— Эмбрион моей подзащитной, — уточнила Менди. — Эмбрион. Который она вынашивала.
— А если тот, кто вынашивает, каким-либо образом причиняет вред? Если бы на нее кто-то напал, когда она была беременна, и в результате она бы потеряла ребенка, разве вам не хотелось бы привлечь нападавшего к ответу? Вам самой отлично известно: в этом случае вы с таким же усердием, как и я, жаждали бы справедливости. Мы же не станем оправдывать преступницу только потому, что, мол, так уж случилось, именно в ее чреве развивался ребенок.
— А как насчет прав матери? — поинтересовалась Менди.
— Дорогуша, так не пойдет! — ухмыльнулся Уилли Корк. — Нельзя называть ее матерью, если вы не желаете называть то, что развивается внутри нее, ребенком.
Оба даже шептать перестали, стоя спиной к Бет. Казалось, они совершенно забыли о ней — источнике их спора.
Это было уже не в первый раз. Она оказалась здесь потому, что каждый считал своим правом принимать решения за нее. Бет чертовски устала быть сторонним наблюдателем за своей собственной жизнью.
— У вас нет прецедента! — бросила вызов Менди.
— Да неужто? — Прокурор достал из кармана смартфон, потыкал пальцами в экран и стал читать. — Свод законов Миссисипи с дополнениями 97-3-19: «Незаконное лишение человека жизни любым способом и образом должно считаться убийством в следующих случаях: Подраздел А — когда совершается преднамеренно и приводит к смерти… или подраздел D — когда совершается преднамеренно и приводит к смерти неродившегося ребенка». И, разумеется, уже есть прецеденты, — спрятал он смартфон.
— Чушь!
— Пурви Патель, — стал приводить примеры Уилли Корк. — 2016 год. Она приняла те же таблетки, что и ваша подзащитная, чтобы прервать беременность на сроке двадцать четыре недели. Купила их в интернет-аптеке в Гонконге. Когда новорожденный умер, ее обвинили в убийстве первой степени. Она была осуждена и приговорена к двадцати годам заключения за умерщвление плода и невыполнение родительских обязанностей по отношению к ребенку.
— В деле Патель доказательства того, что ребенок родился живым, оказались сомнительными, — возразила Менди. — И приговор был пересмотрен.
— Бэй Бэй Шуэй, — тут же перескочил Корк на другой прецедент. — Выпила крысиный яд, чтобы совершить самоубийство на тридцать третьей неделе беременности. Ребенок умер, но сама она выжила. Ее обвинили в убийстве и намеренном умерщвлении плода и осудили на тридцать лет.
— И обвинения были с нее сняты, когда она признала себя виновной в менее серьезном преступлении и провела всего год в заключении. — Менди скрестила руки на груди. — Любое дело, на которое вы ссылаетесь, было либо пересмотрено, либо закрыто.
— Регина Макнайт, — упрямо продолжал прокурор. — Успешно осуждена в Южной Каролине за убийство, повлекшее за собой рождение мертвого ребенка, вызванное внутриутробным приемом крэк-кокаина. Она получила двадцать один год тюрьмы.
— Вы серьезно? Макнайт даже не пыталась прерывать беременность, — возразила Менди.
— Сейчас вы отстаиваете мою точку зрения, дорогуша, а не свою. Если этих женщин осудили за убийство, где не было даже намерения… только представьте, как легко будет упечь за решетку вашу девицу.
Распахнулась дверь, вошел новый полицейский.
— Вам нельзя покидать эту палату, — приказал Уилли Корк, направившись к выходу. — Даже если все вокруг будет охвачено огнем. А вам… — повернулся он к Менди. — Что ж… желаю удачи, госпожа адвокат.
— Пока есть дело «Роу против Уэйда», — бросила ему в догонку Менди, — у моей клиентки есть все права прерывать свою беременность.
— Что ж, верно, — согласился прокурор. — Но в штате Миссисипи она не имела права прерывать беременность самостоятельно. А это, милочка, уже убийство.
Убийство. Бет поморщилась, и наручник звякнул о поручень кровати. Оба юриста одновременно обернулись, догадавшись, что она проснулась.
— Про… простите, — запинаясь, произнесла Бет.
— Немного поздновато для раскаяния, не находите? — заметил Уилли Корк и величественно выплыл в коридор.
— Похоже, у меня есть что-то твое, — пробился голос Джорджа Годдарда сквозь потрескивание в трубке.
«Он все знает! — тут же понял Хью. — Он знает о Рен».
Хью задрожал всем телом, хотя на улице стояла удушающая жара. Окинув взглядом небольшую группу людей, собравшихся в командном пункте, он кивнул, и Квандт надел наушники, чтобы слышать разговор.
— Джордж, — спокойно продолжал Хью, не заглатывая наживку. — Я слышал выстрел. Что случилось? Ты ранен?
Постоянно давайте понять тому, кто захватил заложников, что вы на его стороне!
— Эти сучки пытались меня убить.
Хью посмотрел на командира отряда спецреагирования.
— Значит, это не ты стрелял?
— Меня вынудили. Они ударили меня скальпелем.
Хью закрыл глаза.
— Тебе нужна медицинская помощь? — должен был поинтересоваться он, хотя на самом деле ему было совершенно плевать: пусть этот Джордж истечет кровью, и поскорее.
— Жить буду.
Квандт удивленно приподнял бровь.
— А как… все остальные? — продолжал Хью. — Кто-то пострадал?
