Он вошел к девушке.
— Аисса, — сказал он, по своему обыкновению низко ей поклонившись, — смею ли я надеяться, что вы благосклонно выслушаете меня.
— Вам я обязана всем и дорожу вами, — ответила девушка, так пристально глядя на Мотриля, будто хотела, чтобы он прочел в ее глазах подтверждение этих слов.
— Довольны ли вы своей жизнью? — спросил Мотриль.
— Что вы имеете в виду? — сказала Аисса, пытаясь, по-видимому, понять, какую цель преследует этот вопрос.
— Я хочу знать, нравится ли вам уединенная жизнь?
— О нет, не нравится! — живо ответила Аисса.
— Вам хотелось бы жить иначе?
— Очень.
— И какой же образ жизни вы предпочитали бы вести? Аисса молчала. У нее было лишь одно желание, но признаться в этом она не смела.
— Почему вы молчите? — спросил Мотриль.
— Я не знаю, что ответить.
— Неужели вам не хотелось бы, — продолжал мавр, — под звуки музыки мчаться на породистом испанском скакуне в окружении дам, рыцарей, собак?
— Это не самое сильное мое желание, — ответила девушка. — Но мне, наверное, понравилась бы охота, если бы…
— Если бы, что? — с любопытством перебил Мотриль. Она замолчала.
— Неважно, — ответила гордая девушка. — Это пустяки. Несмотря на ее сдержанность, Мотриль отлично понял, что означает это «если бы…».
— Пока вы живете вместе со мной, Аисса, — продолжал Мотриль, — пока я, кого считают вашим отцом, хотя мне и не выпало сей величайшей чести, несу ответственность за ваше счастье и ваш покой, ничего не изменится и ваше самое сильное желание не осуществится.
— Но когда же все изменится? — с наивным нетерпением спросила девушка.
— Когда вашим господином станет муж…
— Муж никогда не будет моим господином, — твердо возразила она.
— Вы перебиваете меня, сеньора, — строго заметил Мотриль, — хотя я сказал это ради вашего же счастья.
Аисса внимательно посмотрела на мавра.
— Я сказал, — продолжал он, — что муж может принести вам свободу.
— Свободу? — повторила Аисса.
— Должно быть, вам не слишком хорошо известно, что значит быть свободной, — сказал Мотриль. — Я вам расскажу, что это значит; свобода — это право ходить по улицам, не закрывая лица и не прячась за шторами носилок; это право, как у французов, принимать гостей, выезжать на охоту, праздники и вместе с рыцарями присутствовать на пышных пирах.
По мере того как Мотриль говорил, легкий румянец покрывал матовые щеки Аиссы.
— Но я, наоборот, слышала, — нерешительно ответила девушка, — что муж не дает этого права, а отнимает его.
— Когда он становится мужем, так иногда бывает. Но, будучи женихом, он, особенно если занимает видное положение, позволяет невесте вести ту жизнь, о которой я вам рассказал. В Испании и Франции, например, даже дочери христианских королей выслушивают любовные речи, и это не навлекает на них бесчестья. Тот, кому предстоит взять их в жены, перед женитьбой позволяет им предаваться той свободной и роскошной жизни, которая их ожидает. И приведу вам пример… Вы помните Марию Падилью?
— Помню, — ответила девушка.
— Да будет вам известно, что Мария Падилья, хотя и не была королевой, оставалась полновластной хозяйкой празднеств в алькасаре, в Севилье, в провинции и во всей Испании! Неужели вы забыли, как смотрели на нее сквозь решетчатые ставни окна, когда она целыми днями, изводя своего прекрасного арабского скакуна, гарцевала во дворах дворца, окруженная толпой всадников, которые ей нравились? А вы в одиночестве сидели взаперти, боясь выйти за порог вашей комнаты, видя лишь своих служанок и не смея ни с кем поделиться тем, что мучило вашу душу и ваше сердце.
— Но донья Мария Падилья любила дона Педро, — возразила Аисса, — а в этой стране, если человек любит, он, по-моему, волен открыто признаться в любви своему избраннику. Он выбирает вас, а не покупает, как в Африке. Я уверена, что донья Мария любила дона Педро, а я не стану любить того, кто вздумает на мне жениться.
— Разве вам, сеньора, что-либо известно о нем?
— Ну и кто же он? — живо спросила девушка.
— Вы слишком торопитесь, — заметил Мотриль.
— А вы слишком медлите с ответом, — возразила Аисса.
— Да нет. Просто я хотел напомнить вам, что донья Мария была свободной.
— Нет, не свободной, она же любила.
— Можно быть свободным и в любви.
— Каким образом?
— Разлюбить, и все.
Аисса вздрогнула, как будто услышала нечто совершенно небывалое.
— Донья Мария снова свободна, повторяю я, потому что дон Педро больше ее не любит, а она разлюбила его.
Аисса изумленно посмотрела на него.
— Теперь вы сами понимаете, Аисса, — продолжал мавр, — что они не были в браке, но все-таки наслаждались своей знатностью и богатством, которое приносят высокое положение и связи со знатными особами.
— Так к чему же вы клоните? — вскричала Аисса, внезапно все поняв.
— К тому, что вы уже и без меня поняли, — сказал Мотриль.
— Нет, говорите.
— Один знатный сеньор…
— Уж не король ли?
— Сам король, сеньора, — поклонившись, ответил Мотриль.
— Думает предложить мне место, которое освободила Мария Падилья?
— И свою корону.
— Как Марии Падилье?
— Донья Мария добилась лишь того, что ей пообещали корону. Но более молодая и красивая, более умная женщина смогла бы эту корону получить.
— А что же будет с доньей Марией, которую король разлюбил? — задумчиво спросила девушка, перестав быстро перебирать тонкими пальцами оправленные в золото бусинки четок из дерева сабур.
— Ничего, она нашла новое счастье, — ответил Мотриль, притворившись, будто это ему безразлично. — Одни говорят, что она испугалась войн, в которые ввязался король; другие утверждают, что более вероятно, будто, полюбив другого, она выйдет за него замуж.
— Кто этот человек? — спросила Аисса.
— Рыцарь с Запада, — сказал Мотриль.
Аиссу захватили мечты, потому что коварные слова Мотриля с какой-то волшебной силой показали ей то тихое будущее счастье, о котором она думала, но по незнанию или из робости не смела приподнять завесу, скрывавшую его.
— Ах, неужели люди так говорят? — с восторгом спросила Аисса.
— Конечно, — подтвердил Мотриль, — и даже прибавляют, что, став снова свободной, она воскликнула: «Как я рада, что отправилась на поиски короля и нашла свое счастье, ведь эти поиски заставили меня выйти из безмолвного дома на яркое солнце и увидеть мою любовь».
