— Да замолчи, болван! — вскричал рыцарь; про себя он думал то же, что Мюзарон высказывал вслух, но не хотел, чтобы оруженосец вслух говорил о том, о чем он сам думает. — Замолчи!
Мюзарон не обратил на окрик внимания — читатель, который уже довольно близко знаком с почтенным оруженосцем, знает, что тот не привык слепо повиноваться господину, а посему продолжал, как бы рассуждая вслух:
— А впрочем, кто поможет нам, кто приветит, ведь мы одни в этой Богом забытой Португалии. О, как прекрасно, как приятно, как солидно служить в наемных отрядах, а главное, как во Франции удобно жить. Ах, мессир Аженор, почему мы с вами не едем сейчас верхом с каким-нибудь отрядом наемников по дорогам Лангедока или Гиени?
— Да будет вам известно, метр Мюзарон, что вы рассуждаете, как Жак-простак, — ответил рыцарь.
— Я и есть Жак-простак, мессир, или, по меньшей мере, был им до того, как поступил на службу к вашей милости.
— Нашел чем хвастаться, несчастный!
— Не говорите о Жаках дурного, мессир Аженор, ведь они нашли способ кормиться, ведя войну, и в этом их преимущество перед нами, а мы с вами, хоть и не воюем, правда, но зато и не кормимся.
— Вся эта болтовня не поможет нам узнать, какой из двух городов Коимбра, — заметил рыцарь.
— Да, — согласился Мюзарон, — но, может быть, они помогут.
И он пальцем показал на облако пыли, которое поднимал небольшой караван, двигавшийся по той же дороге в полульё от них; изредка посреди каравана под лучами солнца что-то поблескивало.
— Ага, вот, наконец, и те, кого мы ищем, — сказал рыцарь.
— Ну да, или те, кто ищет нас, — подхватил Мюзарон.
— Ну что ж! Ты сам просил о встрече с разбойниками.
— Но я не просил их так много, — возразил Мюзарон. — Поистине Небо осыпает нас щедротами: я просил трех-четырех разбойников, а оно посылает нам целый отряд; нам нужен был один город, а оно послало нам два. Придется, господин рыцарь, — подъехав к Аженору, продолжал Мюзарон, — собрать совет и высказаться на сей предмет; ум хорошо, а два — лучше, как говорится. Что вы думаете?
— Я думаю, нам надо добраться до рощи лимонных деревьев, через которую идет дорога: там мы будем и в тени, и в безопасности. Там и переждем, готовые к атаке и обороне.
— О, какая разумная мысль! — вскричал оруженосец то ли насмешливым, то ли одобрительным тоном. — Я бесспорно с ней согласен. Тень и безопасность, большего я и не прошу. Тень — это наполовину вода; безопасность — это на три четверти отвага. Поэтому поедем в лимонную рощу, мессир Аженор, и побыстрее!
Но оба путника не учли в своих расчетах лошадей. Бедные животные так устали, что в обмен на бесчисленные удары шпорами едва плелись шагом. К несчастью, подобная медлительность имела для путников то неудобство, что им дольше пришлось оставаться на солнце. Небольшой отряд, заметив который они и приняли эти меры предосторожности, был еще слишком далеко, чтобы их видеть; поэтому въехав в рощу, они поспешили наверстать потерянное время. Мюзарон тут же соскочил с лошади, такой измученной, что она сразу легла на землю; рыцарь спешился, бросив поводья оруженосцу, и уселся под пальмой, которая высилась словно королева над этой благоуханной рощей.
Мюзарон привязал коня к дереву и принялся искать, чем бы поживиться в лесу. Через несколько минут он вернулся с дюжиной сладких желудей и тремя лимонами, которые сначала предложил рыцарю, поблагодарившего его кивком головы.
— О да, я прекрасно понимаю, что все это вряд ли восстановит силы людей, проехавших за шестнадцать дней четыреста льё — сказал Мюзарон, — но ничего не поделаешь, ваша милость, надо набраться терпения. Мы едем к славному дону Фадрике, великому магистру ордена Святого Иакова, брату или почти брату его милости дона Педро, короля Кастилии, и если он исполнит хотя бы половину того, что обещает в своем письме, то для ближайшей поездки у нас будут свежие лошади, мулы с колокольчиками, что привлекает внимание встречных, пажи в нарядных, радующих глаз одеждах, и сами увидите, как будут виться вокруг нас красотки на постоялых дворах, погонщики мулов и нищие; нас будут угощать вином, фруктами, а самые щедрые люди будут приглашать нас к себе в дома ради чести оказать нам гостеприимство. Уж тогда мы ни в чем не будем нуждаться, ведь всего у нас будет вдоволь, ну а пока придется грызть желуди и сосать лимоны.
— Верно, верно, господин Мюзарон, — усмехнулся рыцарь, — через два дня вы получите все, о чем сказали, и поститесь вы в последний раз.
— Да услышит вас Бог, сударь, — сказал Мюзарон, поднимая к небу полный недоверия взгляд и одновременно снимая с головы шляпу, украшенную длинным пером пиренейского орла. — Постараюсь быть на высоте моей удачи, но для этого мне надо лишь воспарить над пережитыми нами невзгодами.
— Полно! Пережитые невзгоды всегда входят в будущее счастье, — изрек рыцарь.
— Amen! — заключил Мюзарон.
Разумеется, несмотря на завершение беседы в совсем религиозном духе, Мюзарон уже намеревался завести разговор на любую другую тему, как вдруг издалека донесся звон колокольчиков, топот копыт дюжины лошадей или мулов, бряцание железа.
— Тревога! Берегись! — крикнул рыцарь. — Вот этот самый отряд. Черт возьми! Они торопятся, и, кажется, их лошади не так устали, как наши.
Мюзарон, спрятав в траве остаток желудей и последний лимон, бросился к стременам хозяина, который мгновенно вскочил в седло и сжал в руке копье.
Тогда из-за деревьев рощи, где они устроили себе краткий привал, они увидели, что на вершине холма показалось несколько всадников на добрых мулах; всадники были в богатых испанских и мавританских одеждах. Вслед за этой группой ехал мужчина, который, судя по всему, был у них командиром; с головы до ног закутанный в плащ из тонкой белой шерсти (украшением его служили шелковые кисти), он смотрел на мир сверкающими сквозь прорезь в капюшоне глазами.
Всего вместе с командиром в группе было двенадцать человек, крепких и хорошо вооруженных; четверо слуг вели в поводу шесть вьючных мулов. Как мы уже сказали, дюжина вооруженных мужчин ехала во главе каравана, потом следовал командир, а за ним, образуя арьергард, шли шесть мулов и четверо слуг, посреди которых двигались расписанные и украшенные позолотой деревянные носилки, наглухо закрытые с обеих сторон шелковыми шторами; воздух проникал в них через отверстия, проделанные в украшающем их резном фризе. Носилки везли еще два мула, ступавшие шагом.
Именно движение этого отряда и сопровождалось громким звоном колокольчиков и бубенцов.
— Ага! Вот они какие, настоящие мавры! — не без удивления произнес Мюзарон. — По-моему, мессир, я зря горячился, вы только посмотрите, какие они черные! Бог мой! Ну прямо стража сатаны! А как они богато разодеты, эти нехристи! Ну, скажите, мессир Аженор, разве не горе, что их так много, а нас всего двое? Я думаю, на небесах очень порадовались бы, если бы все эти богатства попали в руки двух добрых христиан, вроде нас с вами. Я говорю «богатства» и не ошибаюсь, потому что сокровища этого неверного наверняка спрятаны в том расписном и позолоченном деревянном коробе, который везут за ним и на который он беспрестанно оглядывается.
