— Ваша милость, солдаты ни в чем не виноваты, когда исполняют приказы командира, — живо возразил Аженор. — Кстати, если они сдадутся в плен, то вы совершите убийство, а если не сдадутся, то нам их не взять.
— Мы их уморим голодом, — заметил коннетабль. Мысль о том, что Аисса погибнет от голода, вывела Молеона за рамки его природной скромности.
— Нет, господа! — воскликнул он. — Вы не совершите такой жестокости!
— Мы накажем ложь и вероломство. Разве нас не должно радовать, что эта ложь дает возможность покарать сарацина Мотриля. Я отправлю парламентера к этому негодяю с известием, что дон Педро пойман; если он был взят в плен, значит, он находился в Монтеле. Следовательно, мне солгали, но, в назидание всем обманщикам, гарнизон, если он сдастся, будет казнен, а если не сдастся, то будет обречен на голодную смерть.
— И донья Аисса?! — воскликнул Молеон, бледный от беспокойства за возлюбленную.
— Женщин, разумеется, мы пощадим, — ответил Дюгеклен, — ибо проклят тот воин, кто не щадит стариков, младенцев и женщин!
— Но Мотриль не пощадит Аиссу, ваша милость, ведь это значит отдать ее другому… Вы его не знаете, он убьет Аиссу… Мессир, вы обещали дать мне все, что я у вас попрошу, и я молю вас сохранить жизнь Аиссе.
— И я дарую ее вам, мой друг. Но каким образом вы намерены ее спасти?
— Я буду умолять вашу милость послать меня к Мотрилю парламентером, разрешить мне обо всем с ним договориться… И я ручаюсь за быструю сдачу мавра и гарнизона… Но пощадите, ваша милость, жизнь несчастных солдат! Они не сделали зла.
— Я вижу, что должен соглашаться. Вы сослужили мне слишком добрую службу, чтобы я мог вам в чем-либо отказать. Король тоже обязан вам не меньше меня, потому что вы захватили дона Педро, без которого наша вчерашняя победа была бы неполной. Поэтому я могу и от имени короля, и от своего имени разрешить вам поступать так, как вы хотите. Аисса принадлежит вам; солдатам, даже офицерам гарнизона сохранят жизнь, их избавят от тюрьмы, но Мотриль будет повешен.
— Сеньор…
— Не спорьте! И не просите большего… вы этого не добьетесь. Я оскорбил бы Бога, если бы пощадил этого преступника.
— Ваша милость, ведь прежде всего он спросит меня, сохранят ли ему жизнь. Что я отвечу?
— Отвечайте что хотите, мессир де Молеон.
— Но вы даровали ему жизнь согласно условиям перемирия, заключенного с Родриго де Санатриасом.
— Мотрилю? Никогда! Я говорил о гарнизоне… Мотриль — сарацин, и я не причисляю его к защитникам замка. Кстати, повторяю, это наше с Богом дело. Как только вы получите донью Аиссу, мой друг, все остальное больше не должно вас волновать. Предоставьте это мне.
— Позвольте мне снова умолять вас, мессир. Да, Мотриль — негодяй, если бы его постигла кара, это было бы угодно Богу… Но Мотриль безоружен, приносить вред он больше не может…
— С таким же успехом вы могли бы обращаться к статуе, сир де Молеон, — ответил коннетабль. — Прошу вас, дайте мне отдохнуть. Я разрешаю вам обещать гарнизону все что угодно. Ступайте!
Спорить было бесполезно. Аженор прекрасно знал, что Дюгеклен, если он принял решение, непреклонен и на попятный не идет.
Аженор также понимал, что Мотриль, зная о захвате дона Педро бретонцами, теперь пойдет на все, так как понимал, что пощады ему не будет.
Мотриль, действительно, принадлежал к тем людям, что умеют переносить груз вызываемой ими ненависти. Безжалостный к другим, он примирялся с тем, что сам пощады не получит.
С другой стороны, Мотриль никогда не согласился бы отдать Аиссу. Аженор находился в труднейшем положении.
«Если я солгу, то опозорю себя, — размышлял он. — Если я пообещаю Мотрилю жизнь, но не сдержу слова, то буду недостоин любви женщины и уважения людей».
Он глубоко задумался над этими, казалось, непреодолимыми затруднениями, когда фанфары возвестили, что к палатке приближается король Энрике.
Уже совсем рассвело; из лагеря можно было разглядеть площадку замка, по которой прохаживались о чем-то оживленно беседующие Мотриль и дон Родриго.
— То, чего вам не разрешил коннетабль, вам позволит сделать король Энрике, — успокаивал Мюзарон совсем загрустившего хозяина. — Просите, и вы добьетесь своего. Какая разница, чьи уста скажут «да», лишь бы они сказали такое «да», которое вы сможете, ни в чем не солгав, передать Мотрилю.
— Попробую, — согласился Аженор.
И он преклонил колено у ног короля Энрике. Оруженосец помогал королю слезть с коня.
— Говорят, у вас добрая новость, — сказал король.
— Да, ваша светлость.
— Я хочу наградить вас, Молеон, можете просить у меня графство.
— Я прошу у вас жизнь Мотриля.
— Это больше чем графство, — ответил король, — но вам я ее дарю.
— Уезжайте скорее, сударь, — шепнул своему господину Мюзарон, — потому что сюда идет коннетабль, и, если он услышит, будет слишком поздно.
Аженор поцеловал руку королю, который уже спешился и громко приветствовал Дюгеклена:
— Здравствуйте, дорогой коннетабль. Предатель, кажется, в наших руках.
— Да, ваша милость, — ответил Бертран, притворившись, будто не видел, как Аженор беседовал с королем.
Молодой человек удалился так поспешно, будто уносил с собой сокровище. Аженор имел право, так как его назначили парламентером, взять с собой двух трубачей; приказав им идти впереди, он вместе с неразлучным Мюзароном поднялся по тропе к нижним воротам замка.
XXV. ДИПЛОМАТИЯ ЛЮБВИ
Перед ним сразу распахнули ворота, и он, направившись вверх по дорожке, мог сам судить о том, как трудно проникнуть в замок.
Кое-где тропа была в ширину не больше фута. Скала, по мере того как она вилась ввысь, становились все круче; бретонцы совсем не привыкшие к горам, чувствовали, что у них начинает кружиться голова.
— Любовь делает вас очень неосторожным, сударь, — заметил Мюзарон. — Ну да ладно! Все под Богом ходим.
— Ты забываешь что наши особы неприкосновенны.
— Полноте, сударь, проклятый мавр не пощадит никого. И неужто вы думаете, что для него есть на земле что-то неприкосновенное?
Аженор, приказав своему оруженосцу замолчать, продолжал подниматься вверх по тропе и добрался до площадки, где поджидал его Мотриль.
«Опять этот француз! — прошептал он. — Зачем он явился в замок?»
Зазвучали фанфары; Мотриль кивком головы дал знать, что слушает Молеона.
— Я пришел сюда, — сказал Аженор, — от имени коннетабля передать тебе следующее: «Я заключил перемирие с моими врагами при условии, что никто не выйдет из замка… и даровал всем жизнь лишь на этом условии. Сегодня я вынужден изменить свое решение, потому что вы нарушили данное вами слово».
