— Нет, мессир де Молеон, нам не выпало того счастья, которое вы нам обещали. Нет, король дон Педро не заперся в замке Монтель, ибо ему отлично известно, что его отсюда не выпустят и уморят голодом.
— Уверяю вас, ваша милость, что Мотриль в замке и с ним король дон Педро, — возразил Молеон.
— Я поверю в это, когда сам его увижу, — ответил коннетабль и спросил: — Сколько в замке солдат?
— Триста человек, сеньор.
— Эти триста человек, если только захотят, забросают нас камнями и уложат тысяч пять наших солдат, а мы не сможем выпустить по ним ни одной стрелы. Завтра сюда прибудет дон Энрике; сейчас он занят тем, что вынуждает Толедо сдаться. С ним мы и решим, не лучше ли нам уйти отсюда, чем терять здесь целый месяц.
Аженор пытался спорить, но коннетабль, упрямый, как всякий бретонец, не терпел возражений, вернее, не давал себя убедить.
На следующий день действительно прибыл дон Энрике, сияющий радостью победы.
Он привел с собой ликующую армию. Когда военный совет выяснял вопрос, находится ли дон Педро в замке, дон Энрике сказал:
— Я согласен с коннетаблем. Дон Педро слишком хитер, чтобы на виду у всех заточить себя в неприступную крепость, откуда ему не выбраться. И посему надо оставить здесь небольшой отряд, чтобы он не давал покоя Монтелю, заставил замок сдаться и не оставил у нас в тылу крепость. Ну, а мы пойдем дальше, нам, слава Богу, есть чем заняться, раз дона Педро здесь нет.
Аженор присутствовал на этом обсуждении.
— Ваша светлость, — обратился он к дону Энрике, — я слишком молод и неопытен, чтобы подавать свой голос среди доблестных полководцев, но ничто не сможет поколебать моего убеждения. Я опознал Каверлэ, следующего за королем, и Каверлэ был убит! Я видел, как дон Педро въехал в замок, я узнал его помятый шлем, разбитый щит и окровавленные золотые шпоры.
— А разве сам Каверлэ не мог ошибиться? В битве при Наваррете я тоже сменил доспехи, и разве с помощью преданного рыцаря дон Педро не мог сделать то же самое? — спросил дон Энрике.
Ответ короля встретил всеобщее одобрение. Аженору опять ничего не удалось добиться.
— Надеюсь, я убедил вас? — любезно спросил король.
— Нет, сир, не убедили — робко возразил Аженор, — хотя мне нечего ответить на мудрые замечания вашего величества.
— Надо уметь убеждать, сир де Молеон, да, надо.
— Я постараюсь научиться, — ответил молодой человек с плохо скрываемой горечью.
Наш нежный любовник оказался в отчаянном положении. Дон Педро, доведенный до крайности — он теперь не остановился бы ни перед чем, — находился в замке, рядом с Аиссой. Разве бесчестный король, предвидя скорую гибель, не попытался бы перед агонией вкусить последнее наслаждение, разве он оставил бы невинной девушку, верную другому, а не овладел бы ею силой?
И разве Мотриль, творец гнусных интриг, не был способен на все, чтобы вынудить короля сделать еще один шаг в своей кровавой и честолюбивой политике?
Поэтому Аженор был вне себя от гнева и горя. Он понял, что, храня и дальше свою тайну, рискует тем, что дон Энрике, коннетабль, армия уйдут, и тогда дону Педро, намного, кстати превосходящему умом и воинскими талантами привередливых офицеров, которым поручат охранять Монтель, удастся бежать из замка после того, как он принесет Аиссу в жертву прихоти своей царственной скуки.
Аженор мгновенно принял решение и попросил у короля аудиенции с глазу на глаз.
— Ваша светлость, я хочу сообщить вам, почему дон Педро, вопреки всякой очевидности, укрылся в замке Монтель. Я хранил эту личную тайну, но теперь обязан ее раскрыть во имя вашей славы. Дон Педро страстно любит Аиссу, дочь Мотриля. Он хочет взять ее в жены. Именно поэтому он допустил, чтобы Мотриль убил донью Марию де Падилья, так же как раньше он ради Марии приказал убить госпожу Бланку Бурбонскую.
— Вот как?! — удивился король. — Значит Аисса в Монтеле?
— Она в замке, — ответил Аженор.
— И в этом вы уверены не больше, чем в том, что в замке дон Педро, мой друг?
— Я уверен, что Аисса в замке, ваша светлость, ведь влюбленный всегда знает, где находится его обожаемая возлюбленная.
— Вы любите Аиссу, мавританку?
— Я также страстно люблю ее, ваша светлость, как и дон Педро, с той лишь разницей, что ради меня Аисса станет христианкой, но убьет себя, если дон Педро захочет овладеть ею.
Аженор побледнел, произнося эти слова; хотя несчастный рыцарь не верил в это, но сия мысль приводила его в отчаяние. Впрочем, даже если бы Аисса покончила с собой, не желая быть обесчещенной, она все равно была бы навсегда потеряна для него.
Признание Молеона повергло дона Энрике в глубокое недоумение.
— Это веская причина, — тихо сказал он. — Но расскажите мне, как вы узнали, что Аисса в Монтеле.
Аженор рассказал во всех подробностях о смерти Хафиза и ранении Аиссы.
— Ну и что вы намерены предпринять? — спросил король.
— У меня есть план, ваша светлость, и, если ваше величество пожелает оказать мне помощь, я через неделю доставлю вам дона Педро, и это так же верно, как только что доставленные вам надежные сведения.
Король призвал коннетабля, которому Аженор слово в слово повторил свой рассказ.
— Я не слишком верю, что столь коварный, столь жестокий монарх даст поймать себя на любви к женщине, — возразил коннетабль, — но я дал сиру де Молеону слово помочь ему в случае необходимости, и я сдержу его.
— Тогда не снимайте с крепости осаду, — попросил Аженор, — прикажите обнести ее рвом, из выкопанной земли возвести укрепление, которое будет служить укрытием не солдатам, а бдительным, опытным командирам.
Я с моим оруженосцем укроюсь в одном известном нам месте, откуда можно слышать каждый шорох в крепости. Дон Педро, увидев сильную армию осаждающих, поверит, что нам известно о его приезде в Монтель, и будет держаться настороже: ведь недоверчивость — это спасение для такого искушенного и опасного человека. Отведите все ваши войска в Толедо, оставив у насыпного вала лишь две тысячи солдат, их вполне достаточно, чтобы держать замок в осаде и отражать вылазки.
Когда дон Педро поверит, что мы несем стражу кое-как, он предпримет попытку выбраться из замка, о чем я дам вам знать.
Едва Аженор успел изложить свой план, сумев привлечь внимание короля, как слуги доложили, что от управителя замка Монтель к коннетаблю прибыл парламентер.
— Приведите его сюда, и пусть он выскажется здесь, — сказал коннетабль. Парламентером был испанский рыцарь по имени Родриго де Санатриас. Он сообщил коннетаблю, что гарнизон Монтеля с тревогой наблюдает, как у стен замка развертываются крупные воинские силы, и сказал, что триста солдат и один офицер, осажденные в крепости, не желают дальше продолжать борьбу, ибо у них не осталось больше надежды после отъезда и поражения дона Педро…
