— Только и всего? — насмешливо спросил Мотриль.
— Безумец! Разве ты не видишь, что меня сжигает, пожирает любовь, что сейчас я играю в нежности, которые мне смешны? Разве льва терзают сомнения, когда он голоден? Неужели ты не понимаешь, что, если ты будешь торговаться со мной из-за Аиссы, я возьму ее силой, что, если ты будешь метать на меня свои гневные взоры, я прикажу тебя схватить и повесить, а все христианские рыцари съедутся поглядеть, как ты будешь болтаться на перекладине, и станут обхаживать мою новую любовницу?
«Это верно», — подумал Мотриль.
— Ну, а как же донья Мария, мой повелитель?
— Меня, повторяю я, терзает голод любви, поэтому донью Марию постигнет участь доньи Бланки Бурбонской.
— Да, гнев ваш страшен, ваше величество, — смиренно ответил Мотриль, — и, поистине, безумен тот, кто не склонит пред вами колени.
— Ты отдашь мне Аиссу?
— Если вы приказываете, ваше величество, отдам. Но если вы не последуете моим советам, если не избавитесь от доньи Марии, если не уничтожите ее друзей — ваших врагов, если не рассеете всех сомнений Аиссы, то помните, что эта девушка не будет вашей: она убьет себя!
Теперь настал черед короля затрепетать от страха и задуматься.
— Чего же ты хочешь? — спросил дон Педро.
— Я хочу, чтобы вы подождали неделю. И, не перебивайте меня, пусть донья Мария сердится на вас… Аисса уедет в королевский замок, никто не узнает об ее отъезде и месте, куда она отправится; вы убедите девушку, она станет вашей и будет любить вас.
— А как же донья Мария? Отвечай!
— Сначала она смягчится, потом поймет, что побеждена. Не обращайте внимания на ее рыдания и раздражение; вы поменяете любовницу на возлюбленную, Мария никогда не простит вам измены, и сама избавит вас от своего присутствия.
— Да, верно, она гордая… Но ты веришь, что Аисса придет?
— Не верю, а знаю.
— В этот день, Мотриль, можешь просить у меня половину моего королевства, и она будет принадлежать тебе.
— Никогда вы не сможете более справедливо вознаградить за честную службу.
— Ну что ж, значит, через неделю?
— Да, в последний светлый час, ваше величество, Аисса выедет из города в сопровождении мавра: это я привезу ее тебе.
— Ступай, Мотриль.
— Но до тех пор не пробуждай сомнений доньи Марии.
— Не беспокойся. Я хорошо скрывал свою любовь и свое горе. Неужели ты думаешь, что я не сумею утаить мою радость.
— Поэтому, ваше величество, объявите, что вы желаете ехать в загородный замок.
— Так я и сделаю, — согласился король.
IV. ПОЧЕМУ ЗАБЛУДИЛИСЬ ПОПУТЧИЦЫ ХАФИЗА
После возвращения Хафиза донья Мария снова стала поддерживать отношения с Аиссой.
Читать Аисса не умела, но вид пергамента, которого касалась рука возлюбленного, особенно креста, олицетворявшего его добрую волю, переполнял радостью сердце девушки. Опьянев от любви, она много раз целовала письмо.
— Дорогая Аисса, скоро ты уедешь, — сказала Мария. — Через неделю ты будешь далеко отсюда, но зато рядом с тем, кого любишь, и я не думаю, что ты будешь жалеть об Испании.
— О да, да! Для меня жизнь — дышать одним воздухом с ним.
— Значит, вы скоро встретитесь. Хафиз — осторожный, очень преданный и неглупый юноша. Он знает дорогу, к тому же ты не будешь бояться этого мальчика, как стала бы бояться мужчину, и я уверена, что с ним ехать тебе будет спокойнее. Он твой земляк, вы будете говорить на языке, который тебе дорог.
В этом ларце все твои сокровища: помни, что во Франции даже очень богатый сеньор не владеет и половиной того, что ты везешь возлюбленному. Кстати, я не оставлю своими благодеяниями молодого человека, даже если он отправится с тобой на край света. Во Франции тебе больше нечего будет бояться. Я замышляю многое здесь изменить. Необходимо, чтобы король изгнал из Испании мавров, врагов нашей веры, ведь этим предлогом пользуются завистники, стремясь бросить тень на дона Педро. Когда ты уедешь, я без колебаний возьмусь за дело.
— Когда я увижу Молеона? — спросила Аисса, которая слышала только имя возлюбленного…
— Ты будешь в его объятьях через пять дней после отъезда из города.
— Мне понадобится вдвое меньше времени, чем самому быстрому всаднику, сеньора.
После этого разговора донья Мария вызвала Хафиза и спросила, не хочет ли он снова поехать во Францию вместе с сестрой несчастного Жильдаза.
— Бедное дитя безутешно после гибели брата, — прибавила она, — и хотела бы по-христиански похоронить его бренные останки.
— Очень хочу, — ответил Хафиз. — Скажите, когда выезжать, госпожа.
— Завтра ты сядешь на мула, которого я тебе дам. Сестра Жильдаза тоже поедет на муле, а еще один мул повезет мою мамку, ее мать, и кое-какие вещи, необходимые для похорон.
— Слушаюсь, сеньора. Я выеду завтра. В какой час?
— Вечером, когда закроются ворота и погаснут огни. Хафиз, едва получив приказ, тут же сообщил о нем Мотрилю.
Мавр поспешил к дону Педро.
— Государь, неделя прошла, — сказал он. — Ты можешь отправляться в увеселительный замок.
— Я ждал этого, — ответил король.
— Поезжай, мой король, пора.
— К отъезду все готово, — прибавил дон Педро. — Я поеду с тем большей охотой, что принц Уэльский завтра присылает ко мне вооруженного герольда требовать уплаты долга.
— Но казна сегодня пуста, мой повелитель, потому что, как тебе известно, мы держим наготове сумму, предназначенную умилостивить гнев доньи Марии.
— Хорошо, хватит об этом.
Дон Педро приказал выезжать. Прошел слух, будто он пригласил в поездку много придворных дам, но не упомянул донью Марию.
Мотриль зорко следил за тем, как воспримет это оскорбление гордая испанка, но донья Мария не обратила на это никакого внимания.
День она провела с прислугой, играя на лютне и наслаждаясь пением птиц.
С наступлением темноты, когда весь двор разъехался, донья Мария, жалуясь на смертельную скуку, приказала заседлать себе мула.
По сигналу Аиссы, оставшейся хозяйкой в своем доме, так как Мотриль уехал вместе с королем, донья Мария, закутавшись в длинный плащ — такие носили тогда дуэньи, — вышла во двор и села верхом на мула.
В этом наряде она отправилась к Аиссе потаенной дорогой и, как и ожидала, нашла Хафиза, который уже час сидел в седле, вглядываясь в темноту зоркими глазами.
Донья Мария показала стражникам свою охранную грамоту и назвала пароль. Ворота открылись. Спустя четверть часа мулы резво бежали по равнине.
