Своим рабам он строго-настрого наказал: во-первых, ждать его, во-вторых, никого, кроме него, к закрытым носилкам не подпускать.
На случай если он не вернется или погибнет в бою, Мотриль отдал другие распоряжения, о которых мы еще узнаем.
Вот почему Аисса ждала исхода битвы в Куэльо.
Покидая Бургос, дон Педро оставил с доньей Марией сильную охрану. Известий от короля Мария Падилья должна была ждать в городе; дон Педро дал ей много денег и драгоценностей, потому что полностью доверял своей преданной любовнице, зная, что в несчастье Мария будет гораздо больше предана ему, чем в дни удачи.
Но Мария не желала терзаться ревностью — этой мукой пошлых женщин. Ее жизненным правилом был принцип: лучше пережить горе, но знать об измене. Она остерегалась слабостей дона Педро и знала, что Куэльо совсем недалеко от Наваррете.
Поэтому она, сев верхом на породистого арагонского мула и захватив с собой шесть оруженосцев и двадцать всадников — это были не слуги, а ее друзья, — незаметно добралась до подножия холма, по ту сторону которого стояли лачуги Куэльо, и разбила здесь свой лагерь.
Поднявшись на холм, она видела, как сходятся ряды обеих армий; она могла бы наблюдать и за ходом битвы, но сердце ее дрогнуло, потому что слишком многое зависело от исхода этого события.
У подножия холма Мария Падилья и встретилась с Аиссой.
Донья Мария выслала на поле битвы толкового гонца и поджидала его, расположившись совсем радом с носилками Аиссы, которые охраняли развалившиеся на траве рабы.
Гонец возвратился. Он привез известие о победе в битве. Этот гонец, дворянин и один из камергеров во дворце дона Педро, знал первых рыцарей вражеской армии. Молеона он видел в Сории, на торжественной аудиенции у короля. Кстати, Мария просила гонца особо разузнать о Молеоне; его было легко опознать по щиту, на котором был изображен рычащий лев, перечеркнутый полосой.
Гонец и сообщил Марии, что Энрике де Трастамаре разбит, Молеон бежал, а Дюгеклен пленен.
Эта новость, удовлетворив все желания честолюбивой и гордой Марии Падильи, вместе с тем пробудила в ее душе все страхи ревности.
Заветной мечтой ее любви и гордыни было видеть дона Педро победителем, вновь занявшим престол; но, счастливый, окруженный завистью, беззащитный перед искушениями Мотриля, дон Педро становился лишь призраком ее верной любви, преисполненной тревог.
Мария приняла свое решение с присущей ее характеру смелостью.
Приказав эскорту следовать за собой, она стала спускаться вниз с холма, продолжая беседовать с гонцом.
— Так вы говорите, что Молеон бежал? — спросила она.
— Да, он бежал, мадам, как лев, под градом стрел. Гонец рассказал о первом побеге Молеона, потому что он уже покинул поле битвы, когда бастарда, облаченного в доспехи дона Энрике, привели связанным.
— А куда же он направляется?
— Во Францию, ведь птица, вырвавшись на волю, летит в родное гнездо. «Это верно», — подумала она.
— Сеньор, за сколько дней отсюда можно добраться до Франции?
— Женщине, мадам, за двенадцать.
— Ну а если бежать от погони, как, например, Молеон?
— О, мадам, за три дня можно уйти от самого быстрого врага! Впрочем, мы не стали гнаться за этим молодым человеком, ведь коннетабль в наших руках.
— А что Мотриль?
— Он получил приказ окружить поле битвы, чтобы не упустить беглецов, особенно Энрике де Трастамаре, если тот еще жив.
«Значит, Мотрилю будет не до Молеона», — тут же подумала Мария.
— Не оставляйте меня, сеньор, — попросила она.
Она приблизилась к носилкам Аиссы; но, завидев ее отряд, стражники-мавры поднялись с травы, на которой они лежали в безмятежной полудреме.
— Эй! Кто тут командир? — крикнула Мария.
— Я, сеньора, — ответил один из мавров; командира в нем можно было узнать по его красному тюрбану и широкому поясу.
— Я хочу поговорить с молодой женщиной, что прячется в носилках.
— Никак нельзя, сеньора, — отрезал командир.
— Вы, наверное, меня не узнаете?
— Да нет, вы донья Мария Падилья, — усмехнулся в ответ мавр.
— Тогда вы должны знать, что всю власть король дон Педро передал мне.
— Власть над людьми короля дона Педро, но не над людьми сарацина Мотриля, — степенно ответил мавр.
Донью Марию обеспокоило, что ей не хотят уступать.
— Вы должны исполнять другие приказы? — кротко спросила она.
— Да, сеньора.
— Чьи же?
— Я, сеньора, никому бы этого не сказал, но вам, всесильной, скажу. Я должен передать Аиссу только сеньору Мотрилю, даже если битва будет проиграна и он явится нескоро; значит, у меня приказ отступить с моим отрядом.
— Битва выиграна, — сказала донья Мария.
— Значит, Мотриль скоро вернется.
— А если он погиб?
— Тогда я должен отвезти донью Аиссу к королю дону Педро, — невозмутимо продолжал мавр, — потому что тогда король дон Педро станет опекуном дочери человека, который погиб за него.
Мария содрогнулась.
— Но Мотриль жив, он сейчас приедет, а пока мне нужно кое-что сказать донье Аиссе. Вы слышите меня, сеньора? — спросила она.
— Не заставляйте сеньору говорить с вами, — грубо ответил мавр, отходя к самым носилкам, — потому что в этом случае я имею куда более страшный приказ.
— Что еще за приказ?
— Я должен собственноручно убить ее, если любой разговор между доньей Аиссой и чужестранцем осквернит честь моего господина и нарушит его запрет.
Донья Мария в ужасе отпрянула. Она знала мораль мавров, свирепые, безжалостные обычаи этих людей, которые со страстью и жестокостью тупо исполняли любую волю своего господина.
Она снова вернулась к своему спутнику, который, сжимая копье, поджидал ее вместе с другими воинами, застывшими, словно железные статуи.
— Мне следовало бы захватить эти носилки, но их крепко охраняют, — сказала Мария Падилья, — а командир мавров грозит убить женщину, сидящую в них, если кто-либо приблизится к ним.
Рыцарь был кастилец, то есть мужчина галантный, с пылким воображением; благодаря отваге и силе, он был способен сделать все, что замышлял его изобретательный ум.
— Сеньора, мне смешон этот смуглорожий мерзавец, и я зол на него за то, что он напугал вашу милость, — сказал он. — Неужели он не сообразил, что если я прибью его копьем к оглоблям этих носилок, то убить сидящую в них даму он уже не сможет?
— Нет, нет! Нельзя убивать человека, который выполняет приказ!
