– Стоп, – Элла стукнула его в грудь. – Нечестно.
Эндрю посерьезнел.
– Она не похожа на других девушек, с которыми я встречался.
– Хочешь сказать, у нее есть мозги? – поддела его Элла.
– Завышенные ожидания, – отрезал он. – Понимаешь, многие из тех, с кем я работал, очень много хотят за небольшую работу. А Кори – нет. Она работает на износ. – Он скривился и откашлялся. – Прости. Я хотел сказать, она въезжает. И заслуживает всего, что получает. Она искренняя с другими. В общем, классная, как ни посмотри.
– И вы уже два месяца встречаетесь? Как это ты мне раньше не рассказывал?
– Она занимается маркетингом в «Талберт и Дин».
Элла нахмурила брови.
– Это они стали твоим инвестором?
– Угу.
– А.
– Мы это не афишировали, но теперь, когда все стало всерьез, мы больше не хотим прятаться. Как там всегда говорила тетя Кейти: «Честность – лучшая политика», да? – Он пихнул Эллу в бок.
– Ну мне-то ты мог бы сказать.
– Я хотел, но… – Он пожал плечами. – Тебе самой хватало. Я не хотел добавлять.
Эскалатор привез их на мужской этаж. Элла коснулась руки брата.
– Я рада за тебя.
– Спасибо. Я хочу вас познакомить.
– Я тоже. Куда ты ее сегодня пригласишь?
Эндрю засунул руки в карманы джинсов.
– Не знаю. Куда-нибудь поужинать? А потом, может, в джаз-клуб?
– Впечатляет. Маленький братик вырос.
– Ну, когда-то это должно было случиться. – Он фыркнул. – Могу уже вести себя соответственно возрасту.
– Не, мне ты нравишься таким, как сейчас. Пошли посмотрим, что у них тут есть. – Она оглядела спортивную майку Эндрю, расстегнутую толстовку, выцветшие свободные джинсы и кеды конверс. Волосы у него были спутаны даже для серфера, а борода и усы давно не видели стрижки.
– Тебе нужна рубашка на пуговицах и темные джинсы. И я настаиваю, чтобы они были узкими. – Она указала на его обвислый зад. – И пиджак тоже будет нелишним.
При упоминании пиджака Эндрю побледнел.
– Да брось ты. Несколько приличных тряпок тебя не съедят. Но сперва надо тебя почистить, а потом уже искать одежду.
Через час Элла провела вымытого, постриженного и побритого в салоне в другом конце молла Эндрю по разным отделам магазина мужской одежды, прихватывая по пути разные джинсы и рубашки. В какой-то момент к ним присоединилась продавщица, предложившая свои варианты пиджаков. С полными охапками одежды они подошли к примерочной. Элла села на лавочку в кабинке, прихлебывая свой второй латте, который купила по пути из салона. Пока Эндрю переодевался, на нее снова нахлынули все те мысли, которых она старалась избегать после разговора с Дейви.
Она посмотрела на телефон. От Дэмьена не было ни звонков, ни сообщений. И от Натана тоже. Ему она должна звонок и правду. Но сперва Дэмьен. Ей только надо было сбросить со счетов статью про Натана.
Эндрю просунул руку в синюю клетчатую рубашку. На нем уже были хорошо сидящие темно-синие джинсы, и это было гораздо лучше, чем его всегдашние обвислые Levi’s, в которых, Элла могла поклясться, он работал, ел и спал. Он кивнул на телефон в руках Эллы.
– Ждешь звонка?
– Нет. С чего? – Она сунула телефон в сумку.
– Да ни с чего, просто ты все время на него пялишься. Что, эта рубашка должна быть такой узкой? – Он помахал руками, скрестил их на груди, отвел назад локти.
– Это узкий крой. Возьми вот эту. – Элла порылась в куче рубашек. – Та же рубашка, размером больше. Как я рада, что ты нашел девушку. А то, похоже, ты слишком много времени проводишь в качалке. – Его мускулы были больше, чем она помнила.
– Так потому я и нашел девушку, – подмигнул он.
Эндрю был похож на их отца – карие глаза, светло-песочные волосы, ямочка на подбородке и глубокие складки на щеках, когда он улыбался. Элла помнила отца в основном по фотографиям. Теперь и она, и Эндрю были старше, чем их родители в момент гибели. Она – так на целых десять лет.
– Ты много вспоминаешь маму с папой?
– Странный вопрос… – Эндрю стянул рубашку и взял ту, что протягивала Элла.
– Я посмотрела на тебя и вспомнила папу.
– А ты похожа на маму. Она была красивая.
– Это комплимент?
Эндрю подмигнул, застегивая рубашку.
Элла никогда не задумывалась об этом, но ее волосы были такими же длинными и прямыми, как у мамы. И они были похожего сложения, и цветов.
– Как ты думаешь, они так и были бы женаты?
– Я не думаю. Я знаю, что нет. Они слишком много ссорились. – Он помолчал, застегивая пуговицы. – Та авария – мое первое ясное воспоминание. Я слышал, как мама сказала отцу, что не любит его. Когда человек слышит такое от собственной жены… Не знаю. – Он опустил руки по бокам. – После такого трудно жить, как раньше, верно?
– Верно.
– Думаю, у меня еще и поэтому ни с кем не было всерьез до встречи с Кори. Я не хотел влюбиться по уши, а в один прекрасный день услышать, что она меня никогда не любила. Спорить – это одно. Потом всегда можно поцеловаться и помириться. Все ошибаются и все прощают. Но когда ты перестал любить человека, которому обещал свою жизнь? Что делать после такого? Я так не могу.
Он повернулся и посмотрел через плечо в зеркало, изучая рубашку.
– Когда ты поняла, что любишь Дэмьена?
– В тот вечер, когда мы встретились.
– А как ты узнала?
Элла постучала себя по груди.
– Почувствовала вот тут. – И так было до сих пор.
– Вот и я так чувствую с Кори. У нее было типа трудное детство, но она не скрывает своего прошлого. И я тоже от нее не скрываю, я старался быть во всем честным. Я не люблю хранить что-то в тайне.
– В отличие от мамы с папой.
– Нет, правда. Они не умели договариваться. А что происходит у вас с Дэмьеном?
Элла почувствовала, что бледнеет.
– Да все нормально. Почему ты спрашиваешь? – Она не была готова посвящать брата в свои семейные проблемы. Что Эндрю подумает, если узнает, что Дэмьен ушел от нее, потому что она ему изменила? И не один, а два раза. Она не хотела делиться этим секретом.
– Да нипочему, просто ты редко вспоминаешь маму с папой.
– Последнее время они часто приходят на ум. – Трудно не думать о них, когда ее собственный брак летит к чертям. Она сделала точно то же самое, что ее мать. И то же самое относится к отцу Грейс. У нее был секрет, и когда она призналась, что на самом деле искренне хочет ребенка, этой правды хватило, чтобы они с Дэмьеном оказались там, где оказались. Каждому из них больно, каждый чувствует, что его предали, и оба они живут врозь.
