Влад действовал разумно, грамотно, запретил применять меры к номеру пятьдесят три. Подстраховался, прямо как в воду глядел. Вот если бы она окочурилась, он бы сел, еще при жизни Хозяина, или позже, когда Берия устроил разборки внутри аппарата, но сел бы точно.
В отличие от своих бывших сослуживцев Влад умудрился не замарать рук, особыми мерами не баловался, работал корректно, а подписей под признаниями собрал больше, чем другие. В итоге отделался увольнением с формулировкой «за дискредитацию офицерского звания и грубое искажение норм социалистической законности». Далеко не всем следакам так повезло, многих посадили, а кое-кого и расстреляли. Не случайно Дядя Миша загодя отвел Федора подальше от следчасти.
Позорное увольнение Влад пережил достойно, не спился, не опустился, пару лет поработал в метрополитене, потом поступил в Институт стран Азии и Африки, стал учить арабский, английский, иврит. Федор не терял с ним связь, иногда гоняли мяч на стадионе «Динамо», зимой катались на лыжах в Серебряном Бору или в Измайлове. Влад рассказывал про древнюю историю, Федор узнавал от него много интересного, например, что христианство придумали евреи, с целью привить людям белой расы рабскую психологию. В определенном смысле это утверждение смыкалось с классической формулой: «религия – опиум для народа».
В один из своих приездов в Москву, в мае пятьдесят седьмого, как раз накануне Всемирного молодежного фестиваля, Дядя Миша вдруг, ни с того ни с сего, вспомнил Влада Любого, спросил, как он поживает. Федор удивился. Дядя Миша про уволенных «за дискредитацию» говорить не любил, недавнее прошлое обходил молчанием. И еще больше удивился Федор, услышав: «Заварил он кашу с этим “Свидетелем”, а нам теперь расхлебывать».
Оказалось, пару дней назад Дядя встречался с Фанасичем, и тот высказал опасения, мол, понаедут в Москву иностранцы, и бывший номер пятьдесят три, обиженная жидовочка, будет гулять среди них безнадзорно, общаться с кем захочет. Возьмет да и выскажет свою обиду какому-нибудь шпиону-журналисту. Вражеская пропаганда вцепится, раздует, польется на нас грязь, это ладно, дело привычное. Но дойдет до руководства…
– Погоди, – перебил Федор, – мы тут при чем?
– При том! Серов старается Хрущу угодить, у обоих руки по локоть в крови, вот и отмываются за наш счет. Все мы, кто служил при Хозяине, сейчас в зоне риска. Если информация о «Свидетеле» просочится за кордон, Серов получит по шапке, начнет искать виноватых, и мы с тобой можем оказаться очень даже при чем!
– Профилактическую беседу с ней провести, – предложил Федор, – напомнить о подписке.
Дядя помотал головой:
– Не вздумай! Санкция нужна, однако за такой санкцией в нынешней обстановке к руководству соваться нельзя.
– А если просто поговорить с ней, по-хорошему, в неофициальном порядке?
– Охренел? – Дядя Миша сурово нахмурился. – Ты, Федька, давай, соображай, времена изменились! Поговоришь, а она возьмет и накатает заявление в Прокуратуру, будто ее запугивали. Кстати, предупреди приятеля своего, если это дерьмо всплывет, его тоже коснется.
Федору тогда показалось, что Дядя преувеличивает. Накрутил его Фанасич, на самом деле ничего страшного. Жидовочка наверняка будет молчать. Обиженные вообще пока молчат, а вот главные обидчики выступают, глотки дерут, из кожи вон лезут.
Он встретился с Владом, выложил ему Дядины опасения.
– Я решу эту проблему, – пообещал Влад.
– Как?
– Прослежу за ней.
– И что? Рот ей заткнешь?
– Просто напомню о себе, этого вполне достаточно. И никаких санкций мне не нужно.
Дядя Миша предложение Влада воспринял скептически. Федор заверил его, что Влад к жидовочке близко не подойдет, в прямой контакт не вступит. С Органами он теперь никак не связан, если вдруг напортачит, отвечать будет только он, частное лицо. Можно для подстраховки отправить кого-нибудь из наших, понаблюдать. Да и не напортачит он. Умный, в людях разбирается, есть у него особая психологическая методика, которая работала вполне успешно.
– Только не с номером пятьдесят три, – мрачно напомнил Дядя, – она ж так и не подписала ни хера, кроме подписки о неразглашении, но это я ее уговорил.
Фестиваль закончился, утечки не случилось. Фанасич успокоился и Дядю Мишу успокоил. Видимо, добыл старый кадровик точную информацию, что бывший номер пятьдесят три помалкивает.
– Молодец твой Влад, не подкачал, – сказал Дядя, – и правда умный. Ты, Федя, его из виду не теряй, глядишь, для чего еще пригодится.
Федор и не собирался терять Влада, тем более в очередной раз убедился в его надежности. Потом, на протяжении многих лет, убеждался снова и снова. Влад никогда его не подводил.
Конечно, чувствовалась в нем некоторая странность, чудаковатость, но это от большого ума. Столько всего знал, прямо ходячая энциклопедия. Рассказывал про Атлантиду, храм Царя Соломона, про тайную сионистскую секту «Бафомет», которая существует две тысячи лет и поклоняется дьяволу в виде козлиной головы, про «Велесову книгу», про козни масонов, энергетические потоки, космическую энергию и чтение мыслей на расстоянии. Федор иногда слушал с интересом, как сказки в детстве, иногда пропускал мимо ушей. Вообще, он привык судить о людях не по трепу, а по реальным делам.
В начале шестидесятых Уралец возглавил отдел, который занимался проверкой советских граждан, отправлявшихся на работу в Египет. Ехали рабочие, инженеры, врачи, ученые-профессора, артисты. Желающих оказалось много. Командировки в Египет давали возможность неплохо заработать, к тому же какая-никакая, а заграница. Побегов из советских колоний не случалось, домой возвращались все, однако возникли другие проблемы, неожиданные и весьма деликатные.
После Второй мировой несколько тысяч беглых нацистских преступников осели на Ближнем Востоке. Насер набрал в свою армию и в службу безопасности бывших офицеров СС и гестапо. Нацисты жили в Египте открыто, не всегда даже имена меняли, занимались бизнесом, преподавали в вузах, обучали солдат и партизан в центрах подготовки «истинных защитников ислама», работали в прессе и на радио. Пропагандой руководил бывший сотрудник аппарата Геббельса Иоганн фон Леерс. У самого Насера в кабинете висел портретище фюрера в полный рост. Скрывать факт своего сотрудничества с нацистами в годы войны он даже не пытался.
Хрущ присвоил Насеру звание Героя Советского Союза, смотрел сквозь пальцы, как этот «герой» бросает в тюрьмы египетских коммунистов. Ладно, на то он и Хрущ.
Позже, после смерти Насера, президентом стал бывший платный агент абвера Садат. В семьдесят втором он переметнулся к американцам, совершенно по-хамски вышвырнул нас из Египта, отказался возвращать нам многомиллионные долги, а потом еще и с Израилем стал договоры подписывать. Но в начале шестидесятых, в разгар дружбы и сотрудничества, о таком варианте развития событий никто из высшего руководства не задумывался.
Отдел Федора Ивановича следил, чтобы лица еврейской национальности в Египет не выезжали, ясное дело, неприятно им будет в Каире на улицах, в лавках и в официальных кабинетах любоваться портретами Гитлера. Количество специалистов-евреев свелось к нулю. Если просачивались неучтенные, русские по паспорту, или полукровки, то молчали. Но проблемы все равно лезли. То какой-нибудь советский рабочий или инженер ввяжется в драку с хозяином лавки, в которой висит на стене фюрер, то профессор возмутится нацистскими выступлениями арабских студентов.
