Глава шестнадцатая
Балбесу грозили серьезные неприятности, но больше всего он боялся, что о его похождениях узнают Дядя и Тетя:
– Тетя насчет морального облика ужас какая строгая, заругается, объявит мне бойкот.
Любый слушал это нытье и едва сдерживал смех. Особенно позабавило детсадовское словцо «заругается» и пионерское «бойкот». Он достаточно хорошо изучил своего друга, знал, что Федька инфантильный балованный слабак, но не до такой же степени!
Они гуляли по бульвару часа полтора, промерзли, промочили ноги. Федька выложил все свои оперативные секреты. Влад слушал, мотал на ус. Выстраивалась интересная комбинация.
Он принялся убеждать балбеса, что Дяде рассказать придется, и чем скорее, тем лучше.
– Не-могу-не-могу-не-могу! – скулил Федька.
– Хочешь, я с ним поговорю? – предложил Влад. – Как мужик с мужиком. Он первую злость на меня выплеснет, успокоится, тебе меньше достанется. Заодно попрошу, чтобы Тете ни слова.
Слезы высохли.
– Ты серьезно? Ты правда сделаешь это для меня?
– Разговор, конечно, предстоит тяжелый. – Любый нахмурился, вздохнул. – Но ради нашей дружбы, так и быть, попробую.
– Влад, спасибо, я твой должник до гроба!
– На здоровье, – он ухмыльнулся и потрепал друга по плечу, – потом как-нибудь сочтемся. Ты, главное, встречу нам организуй поскорей, и чтобы без посторонних.
Они вернулись в дом. Федька не хотел оставаться один, пришлось опять вести его к себе. Закрылись в ванной. Под шум воды Влад продиктовал черновой текст служебной записки на имя Федькиного непосредственного начальника, полковника Патрикеева, хорошего приятеля Дяди. Федька устроился на коврике на полу, в качестве стола использовал табуретку, записывал, сопел от усердия. Влад перечитал, исправил несколько орфографических ошибок, налил балбесу стопку водки, уложил на диван. Скоро послышался храп.
Влад сидел на подоконнике, курил, размышлял.
Медсестра, которую Федька обрюхатил, работала в Боткинской больнице, в отделении урологии. До середины тридцатых в Боткинской имелось «кремлевское отделение». Туда попадали не только высокопоставленные члены партии и правительства, но и сотрудники посольств, иностранцы. Отличная возможность для шпионских контактов. С Боткинской был тесно связан арестованный академик Вовси, бывший главный терапевт Советской армии, генерал-майор медицинской службы, двоюродный брат артиста Михоэлса, который возглавлял так называемый Еврейский антифашистский комитет. Пресловутый Шимелиович тоже состоял в этой жидовской шайке и до ареста являлся главным врачом Боткинской. Вот они, тайные связи, ядовитые щупальца, нити липкой паутины.
Двенадцатого января сорок восьмого Михоэлса сбил грузовик. В газетах напечатали почтительный некролог, похороны прошли торжественно. На самом деле наезд грузовика был сверхсекретной, тщательно спланированной спецоперацией. Сам уже тогда начал распутывать жидовский заговор, но не хотел спугнуть заговорщиков.
Через год, тринадцатого января сорок девятого, арестовали Шимелиовича. Он отрицал свое участие в заговоре, не назвал сообщников. Такое упорство только подтверждало версию, что Шимелиович – одна из ключевых фигур. Заокеанские хозяева делали ставку на самых выносливых, использовали особые методики психологической обработки, чтобы ключевые фигуры выдерживали любые пытки и всеми силами препятствовали ходу следствия.
В июле пятьдесят второго Шимелиовича расстреляли вместе с другими членами ЕАК. Досадная спешка. Члены ЕАК очень пригодились бы для публичного суда, особенно артист Михоэлс.
Ладно, покойников не воскресишь, надо работать с живыми.
На следующий вечер Влад встретился с Дядей в бильярдной клуба МГБ. Покатали шары, потом вышли на улицу.
– Товарищ генерал, разрешите доложить, – начал Влад вполголоса, – есть основания подозревать, что агент, с которым работает наш Федя, ведет двойную игру. Заговорщики поручили ей втереться к нему в доверие и добыть через него особо секретную информацию, касающуюся хода следствия. По приказу своих тайных хозяев она спровоцировала Федора вступить с ней в интимную связь, забеременела и занялась наглым шантажом. Угрожает написать в парторганизацию и покончить с собой.
Они шли переулками от Лубянки к Арбату. Любый назвал имя и место работы медсестры, красочно описал Федькино раскаяние, растерянность, страх. Дядя слушал молча, лишь иногда тихо матерился. Под каждым фонарем Влад пытался разглядеть выражение его лица. Лицо оставалось каменным. Когда вышли на Зубовский бульвар, Дядя спросил:
– Чего она хочет?
– Чтоб женился и признал ребенка.
– Сука, – прошипел Дядя и сплюнул.
– Вражеская сука, – уточнил Влад, – она его не просто склонила, она опаивала его чем-то. Он практически ничего не помнит.
– То есть как?
– Приходил на конспиративную квартиру усталый, после долгого рабочего дня, а иногда и бессонной ночи. Он ведь вкалывает не щадя сил, ну, и отключался там иногда. Думал, от усталости. А на самом деле она по заданию своих хозяев добавляла ему что-то в еду, в питье, чтобы заснул и ничего не помнил. Это все не просто так, это тщательно спланированная вражеская операция по внедрению в наши ряды, понимаете?
Дядя кивнул и медленно процедил:
– Понимаю-понимаю. Давай дальше!
– Ну, допустим, поступает от нее заявление на Федора. Что такое это заявление по сути? Часть вражеской операции, хитрый ход, для отвода глаз, с целью опорочить ценного работника и запутать следствие, то есть, косвенное подтверждение честности и острого профессионального чутья капитана Уральца. Да, ошибся Федор, дал себя обмануть, опоить, склонить, проявил ротозейство и благодушие, однако ошибку свою вовремя осознал, происки врагов разоблачил. Вот если бы он поддался на провокацию, женился на ней, тогда враги получили бы постоянный, надежный источник информации о ходе следствия.
Дядя остановился, достал папиросы. Прикуривая, взглянул на Любого:
– Гладко излагаешь, прямо готовая докладная.
– Так точно, товарищ генерал, докладная, то есть служебная записка на имя полковника Патрикеева. Федор ее уже написал, вы ознакомьтесь, поправьте, если что не так. А вообще, похоже, именно в Боткинской одна из основных ячеек заговора. Мы бы могли не догадаться, если бы не провокация медсестры, так что благодаря бдительности капитана Уральца…
– Ту-ту-ту, – Дядя пальцем в перчатке легонько постучал Влада по лбу, – как отмазать Федьку, ты, конечно, здорово придумал, слов нет, но уж палку-то не перегибай, героя из него делать ни к чему. Тоже мне, герой! Сексотку обрюхатил! Да еще на конспиративной квартире! Я ему, паршивцу, уши-то надеру!
