«Значит, чтобы повидать семью, придется ехать к дорогим родственникам», – с тоской подумал Юра.
Родители Веры жили на своей генеральской даче в Раздольном круглый год, с перерывами на отдых в санаториях Минобороны в Юрмале и в Крыму.
– Минут через сорок буду у тебя, – сказал Юра и наконец положил трубку.
Шофер спал в машине, откинув спинку сиденья. Юра назвал ему адрес, уселся назад и выключился, как перегоревшая лампочка.
Ему приснился отец. Он снился часто, особенно в состоянии предельной усталости. Юра до сих пор скучал по нему. В снах приходилось снова и снова переживать его долгую мучительную болезнь и смерть, но иногда возникал тот ясный образ теплого надежного папы, который остался в памяти с младенчества.
Отец, по образованию математик, по профессии криптограф, до войны служил в ГУГБ НКВД, в секретно-шифровальном отделе. О своей службе молчал, зато рассказывал Юре о криптографии, учил составлять и разгадывать разные шифры. Его работа была связана с языками, он свободно владел английским и немецким. Мама, историк-арабист, преподавала в Институте востоковедения. Она начала заниматься с Юрой английским и арабским лет в пять. Ему легко давались языки, он знал, для чего их учит, мечтал отправиться в кругосветное путешествие.
Вместе с лучшим другом, соседом Васей, они рисовали цветными карандашами карты вымышленных стран. Синие моря и реки, зеленые леса, серые горы с белыми вершинами, города-кружочки. Вася придумывал законы, по которым живут племена и народы на разных стадиях развития: первобытно-общинный строй, рабовладение, феодализм, капитализм, революция, коммунизм. Юра сочинял языки, на которых они говорят. Выдуманные языки напоминали английский и арабский. Границы между странами намечали простым карандашом, из-за войн и революций они часто менялись, приходилось стирать ластиком и намечать новые.
По картам двигали оловянных солдатиков. Тяжелые орудия сооружали из деревянных катушек от швейных ниток, проволоки и спичек. На листах плотной бумаги рисовали много рожиц, листы складывали вдвое, наклеивали на картонные подставки. Это был народ. Сильных личностей – вождей, революционеров, героев-освободителей – рисовали и вырезали отдельно. Также отдельными фигурками были шпионы и разведчики. Юра прорисовывал их особенно тщательно, придумывал клички шпионам и кодовые имена разведчикам. Благородные разведчики разгадывали шифры подлых шпионов, рискуя жизнью, срывали их тайные злодейские планы.
Юре и Васе было по девять лет, когда началась война. Они снисходительно посмеивались над страхом и паникой взрослых. Взрослые не понимали, что Красная армия разобьет фашистов легко и быстро, потому что хорошие всегда побеждают плохих.
В августе 1941-го Юра с мамой отправились в эвакуацию в Куйбышев. Ехали в спецпоезде для семей работников НКВД, никаких проблем и неудобств Юра не заметил, наоборот, было интересно, только Васи не хватало. Его семья эвакуировалась в Томск.
Юра с мамой поселились в маленькой комнате в частном доме на окраине. Мама преподавала английский в школе, где учились дети начальства военных заводов и работников НКВД. Юра тоже там учился. Он не узнавал маму, когда она вела уроки. Жесткая, напряженная, какая-то чужая.
В Куйбышеве скопилось много эвакуированных. Юра запомнил очереди – бесконечные серо-черные массы заполняли улицы и переулки. Лица женщин, детей, стариков казались ему не совсем реальными, вроде рожиц, которые они Васей рисовали на плотной бумаге, изображая «народ». То, что ни маме, ни ему не надо стоять в таких очередях, он воспринимал как должное. Они с мамой из тех, кто прорисован и вырезан отдельно, потому что папа служит в Органах. Там служат только сильные личности, благородные разведчики.
В сентябре 1943-го отец приехал, увез их в Москву, побыл дома неделю и опять уехал. Вернулся в июле 1945-го, глубоким инвалидом. Сгорбленный, согнутый под прямым углом, он с трудом передвигался по комнате. Ни слова о том, как и где воевал, каким образом получил ранения и контузию. Лицо стало отечным, бескровным. Густые темно-русые волосы превратились в белый реденький пух. Он часами сидел неподвижно, глядя в одну точку. Всегда был молчуном, а после контузии совсем помешался на секретности, говорил чуть слышным шепотом, затыкал дырки розеток спичками. Выше майора он так и не поднялся, награды имел самые скромные.
Юра пытался растормошить его, разговорить и слышал шепот:
– Терплю, терплю, терплю…
Его мучили сильные боли. Защемились какие-то нервные окончания. Помогал морфий, но того, что удавалось добыть в аптеке по рецепту, не хватало, дозы приходилось увеличивать, врач предупредил, что это плохо действует на мозг и нельзя допускать привыкания.
Мама поила отца травяными отварами, кормила с ложки, ухаживала за ним, как за маленьким. Юра читал ему вслух по-английски Диккенса, Стивенсона, Конан Дойла. Вечерние чтения стали не только утешением для папы, но и отличной языковой практикой для Юры. Мама сидела рядом, занималась своими делами и механически поправляла его произношение.
Юра относился к болезни отца как к чему-то временному, не желал с ней смириться. То, что взрослый, сильный и надежный человек может навсегда превратиться в беспомощного инвалида и так страшно страдать, не укладывалось в его картину мира. Да, случается всякое, вот Васин отец вообще погиб, а им с мамой повезло. Вернулся живой. Значит, обязательно поправится. Главное не отчаиваться, не сдаваться.
Он учился изо всех сил, тянул на золотую медаль, но не дотянул, закончил школу с серебряной и поступил в Московский институт востоковедения, на отделение арабского языка. Мама там преподавала и когда-то сама училась.
Дополнительным языком он выбрал суахили. В СССР мало кто им владел, а говорил на нем почти весь Африканский континент. После войны колониальная система рушилась, начиналась эпоха Африки. Мама верила, что знание суахили обеспечит Юре интересную престижную работу, яркую, наполненную событиями и впечатлениями жизнь. Он станет уникальным специалистом, будет много путешествовать по самым невероятным, экзотическим странам.
В институте на семинар суахили, кроме Юры, записалось еще два студента, скоро они ходить перестали, а он продолжал, сначала ради мамы и из уважения к старику-африканисту, потом увлекся.
До середины XIX века, пока миссионеры не ввели латиницу, в суахили использовалась арабица. Юра прочитал эпическую поэму «Повесть о Тамбуке», написанную в XVIII веке арабицей, некоторые фрагменты выучил наизусть и очень этим гордился.
В 1954-м Институт востоковедения слили с МГИМО, на четвертом курсе Юра стал студентом факультета международной журналистики.
В январе 1955-го умер отец.
За несколько дней до смерти взгляд его прояснился. Однажды вечером Юра кормил его с ложки жидкой овсяной кашей и вдруг услышал:
– Только не строй иллюзий…
Он поставил миску, придвинулся ближе.
– О чем ты, пап?
– Сам знаешь… Они обязательно пригласят тебя, ты им подходишь. Обаятельный, умный. Языки, спортивные успехи…
