Опять смех. Юра ускорил шаг, окликнул:
– Глеб?
– Папа!
Огоньки погасли, через минуту сын повис у него на шее. Шапка слетала, Юра провел рукой по колючей бритой голове. Рядом топтались две девочки лет четырнадцати, совершенно одинаковые.
– Зрас-сти, дядь Юр, наконец-то, а то Глеб тут уже с ума сходит, десятый анекдот про Штирлица травит.
Юра узнал близнецов Сошниковых, Катю и Машу.
– Привет. Вы что, курили?
– Немножко, по одной затяжке, только родителям не говорите!
– Пап, у тебя случайно жвачки нет? – спросил Глеб.
– Есть, в чемодане.
– Давай!
– Где ты видишь чемодан?
Глеб отступил на шаг, посмотрел по сторонам, пожал плечами:
– Правда нет. Пап, а где твой чемодан?
– У бабушки.
– Черт! Жвачку в карман положить слабо было?
– А не курить слабо? – Юра нахлобучил шапку ему на голову. – Ладно, пойдем! Стучать на вас, так и быть, не стану, но чтоб это в последний раз!
У ворот вспыхнул прожектор, из будки вылез сонный часовой, сердито оглядел Юру:
– Вы к кому?
– Это папа мой! – Глеб надменно фыркнул.
– Виноват, не признал!
Калитка открылась. Глеб и девочки обернулись и показали часовому язык.
Первой на пути была дача Сошниковых. Близнецы остановились, сняли варежки и принялись запихивать в рот горсти снега.
– Эй, вы что делаете? – возмутился Юра. – Давно ангиной не болели?
– Давно, дядь Юр, очень давно, – хихикнула одна.
– А клево было бы заболеть, – мечтательно промурлыкала другая, – завтрашнюю тренировку сачкануть!
– Пап, это они чтоб запах отбить, – объяснил Глеб, – вот была бы у тебя жвачка в кармане… Кать-Маш, пока!
– Пока-пока! – Близнецы скрылись за калиткой.
Трехэтажная дерябинская дача стояла на отшибе, у самого берега Сони. За рекой в лунном свете тускло блеснули монастырские купола.
– Пап, бабушка сказала, ты во вторник улетаешь. У тебя какие планы? – спросил Глеб.
– Завтра юбилей тети Наташи и маленькой Наты, надо съездить.
– Я с тобой!
– Конечно. Как мама?
– Нормально. Сегодня утром на работу умчалась, вызвали срочно, там выпускающий редактор заболела.
Вера работала в ИТАР ТАСС, ее действительно могли выдернуть в любой момент, но Юре стало обидно: «Почему именно сейчас? Интересно, уехала до маминого звонка или после? Вообще, знает, что я прилетел?»
– Обещала вернуться в воскресенье, просила тебя поцеловать. – Глеб вытянул губы трубочкой, издал громкий чмокающий звук.
В гостиной работал телевизор. Юра и Глеб вошли под вопль «Гол!!!».
Генерал, Иван Поликарпович, орал дуэтом со спортивным комментатором, подскакивал на диване и шлепал себя по коленкам. Генеральша, Евгения Романовна, сидела в углу, в кресле под торшером, с книгой в руках.
– Ваня, угомонись и сделай тише! – Она подняла глаза, увидела зятя и внука. – О, Юрочка, наконец-то!
Отложила книгу, встала навстречу, символически поцеловала, аккуратно прикасаясь щекой к щеке.
– Видишь, как неудачно, Верочке утром позвонили, срочно вызвали.
– Да, Евгения Романовна, знаю, но ничего, я только во вторник утром назад, так что увидимся.
– Расстроилась, конечно, – генеральша вздохнула, – просила тебя поцеловать. – Она опять прикоснулась щекой к щеке, потом повернулась к мужу: – Вань, ты совсем сдурел со своим хоккеем?
Генерал вскочил с дивана. Уж он-то целовался по-настоящему, по-брежневски, мокро, в губы.
– Привет, разведка, здравия желаю! Жень, глянь, как отощал Юрка наш в своей Черножопии, сообрази-ка что-нибудь пожрать! Ну, разведка, докладывай, как там обстановка на Африканском континенте?
Докладывать не пришлось. Голос спортивного комментатора зазвучал громче, Иван Поликарпович мгновенно переключился с зятя на телевизор, скорчился, словно у него прихватило живот, тонко жалобно простонал: «Блядь!» – и прилип к экрану, бормоча:
– Давай-давай-давай!
– Супу куриного согреть? – спросила генеральша.
– Спасибо, Евгения Романовна, так устал, что есть не хочется, с шести утра на ногах.
– Ба, папа будет чай с Нюсиным пирогом, – подсказал Глеб.
Кроме прапорщика Валеры на даче служили домработница Люся и повариха Нюся, обе пожилые, солидные. Нюся славилась своими яблочными пирогами.
На втором этаже, в их с Верой комнате, как везде в доме, царил идеальный порядок, стерильная чистота. В шкафу на положенном месте висели Юрины старые джинсы и фланелевые ковбойки. Пока он переодевался и умывался, Глеб рассказал об идиотке-завуче, из-за которой постригся наголо, и выдал очередной анекдот:
– Вопрос армянскому радио: «При капитализме человек эксплуатирует человека. А при социализме?» Отвечаем: «При социализме – наоборот».
Внизу кипел большой электрический самовар. Хоккей кончился. Люся и Нюся тихо сновали из кухни в столовую и обратно. Кроме Нюсиного пирога они принесли много всего: вазочки с вареньями, печеньями, конфетами, подогретые калачи, тонко нарезанные сыр и салями. Глеб схватил со стола конфету, с этажерки в углу книжку, английское издание Сэлинджера «Над пропастью во ржи», плюхнулся на диван, открыл на заложенной странице.
Генерал сидел за столом и колол здоровенными плоскогубцами грецкие орехи. Генеральша рядом, все еще с книгой в руках. Юра взглянул на бумажную обложку: А. Авторханов «Загадка смерти Сталина».
Евгения Романовна перехватила его взгляд:
– Да вот, приходится читать всякую дрянь, – она кивнула на мужа, усмехнулась, – за себя и за того парня.
Когда на Западе выходил очередной труд кого-то из видных антисоветчиков, издательство «Мысль» выпускало его закрытым тиражом, от пятидесяти до ста экземпляров, «для служебного пользования». Тираж бесплатно распространялся среди партийной элиты. Генералу по должности полагалось быть в курсе новинок вражеской пропаганды, но читать он не любил. Кроме хоккея и подкидного дурака больше пяти минут ни на чем не мог сосредоточиться. За него читала Евгения Романовна и пересказывала ему своими словами.
– Ну, что, разведка, коньячку? – Генерал с треском расколол орех, подмигнул.
– Спасибо, Иван Поликарпович, не откажусь.
Чокнулись маленькими хрустальными рюмками. Юра только пригубил, генерал выпил залпом и заорал:
– Отставить избу-читальню! Глеб, марш за стол! Женя! – Он выхватил у нее книгу. – Ну-ка, что там этот фашистский прихвостень наклеветал на товарища Сталина?
