– Как ты себе это представляешь? – Влад нахмурился. – В столовой, при всех, я стану про Ближнюю трепаться?
– Могли бы отойти куда-нибудь, потом, после обеда.
– Федь, там у нас некуда отойти для такого разговора, да и некогда. Кстати, ты мне тоже не все рассказываешь.
– Например?
– Например, что твой бывший агент копыта отбросила.
Влад, конечно, блефовал. Федька наверняка не знал еще о смерти медсестры, новость совсем свежая, но захотелось поддеть его, припугнуть. Федька вытаращил глаза:
– Какой агент?
– Филимонова, медсестра из Боткинской.
– Ты серьезно?
– Серьезней некуда, начались преждевременные роды, воспаление, тромб, что ли, оторвался, я в подробности не вникал, меня и так от этого их медицинского птичьего языка тошнит.
– Пум-бум-бум, – задумчиво пробубнил Федька, помолчал, покачал головой, вздохнул: – А знаешь, мне ее даже, пожалуй, жалко, красивая была, но дура. Сама виновата.
Нет, он не испугался, только удивился и слегка взгрустнул. Значит, уверен, что смерть Филимоновой ничем ему лично не угрожает. Откуда такая уверенность?
Выехали к высокому берегу. У обрыва стояла деревянная беседка.
– Давай пожрем, что ли? – предложил балбес.
Влад не возражал. Они отстегнули лыжи, палками скинули снежные шапки со скамеек и круглого столика посреди беседки. Федька достал из рюкзачка термос, кулек с бутербродами, пару крупных красных яблок, взглянул на Влада:
– Ну, так про Ближнюю-то?
Влад глотнул горячего сладкого чая из латунного стаканчика:
– Честно говоря, я переволновался сильно, все будто в тумане. Вызов неожиданный, поздно вечером, как гром среди ясного неба. Гоглидзе взял меня, Гаркушу и Смирнова. Я даже побриться не успел. Загрузились в машину, едем. Гоглидзе по дороге целую лекцию прочитал, как там себя вести. Приехали. Обыск, само собой, в пристройке для охраны. Потом коридоры, коридоры. Большой кабинет. Сам нас встретил так, знаешь, спокойно, сдержанно, но приветливо. Посидели, послушали. Он похвалил меня, что я добился подписи Вовси, потом…
– Как он выглядит? – перебил Федька.
– Кто?
– Ну, не Вовси же!
– Ты про Самого спрашиваешь? – Влад перешел на шепот. – А товарищ генерал что говорит? Он же там часто бывает.
– Сейчас уже реже. – Федор откусил бутерброд, прожевал. – Молчит, мрачный стал, нервный, не подступишься. Я вот думаю, не случилось ли чего? Не захворал ли Сам-то?
Влад напрягся. Неужели Дядя посвятил Балбеса в заговор и велел при случае прощупать Влада? Тут возможны разные крутые повороты и коварные ловушки, следует соблюдать крайнюю осторожность.
– Вроде, нет, – Влад неуверенно пожал плечами, – выглядит нормально. Одет был просто, по-домашнему. Глаза усталые, видно, что работает много, недосыпает.
– Это плохо, вредно в его возрасте, – пробормотал Федька, помолчал минуту и спросил: – Ладно, к Дяде какое у тебя дело?
– Надо посоветоваться и докладную передать Игнатьеву, срочно, лично в руки, без волокиты.
– Опять темнишь! – Федька сморщился. – Объясни по-человечески, что за докладная? О чем посоветоваться?
– Да не темню я, Федь, просто объяснять придется долго, вряд ли ты в курсе. – Покосившись на Балбеса, Влад понял, что зря это сказал, только разжег его любопытство. – Информация сверхсекретная, – добавил он шепотом.
– У нас другой не бывает. – Балбес подкинул яблоко на ладони. – Давай, выкладывай!
– Ну-у, насчет гнезда в Боткинской, – Влад налил себе еще чаю, – надо получить санкцию на обыск и арест…
– Операция «Свидетель»? – резко перебил Федька.
«Знает? – изумился Влад. – Дядя проболтался? Зачем?»
– Мой агент ведет терапевта Ласкина, – объяснил Федь- ка, – так что не волнуйся, я в курсе. Сразу скажу: Дядя с этим к Игнатьеву сейчас соваться не станет и тебе не посоветует.
Влад вспотел под легкой лыжной курткой. Балбес никогда прежде не позволял себе говорить с ним таким хамским высокомерным тоном. Он осторожно поставил стакан на перила, полез в карман за папиросами, закурил и, стараясь сохранять внешнее спокойствие, спросил:
– Почему?
– Есть официальное постановление, главные враги известны, разоблачены, вот с ними и надо работать, готовить к процессу.
– Операция «Свидетель» в подготовке процесса играет важнейшую роль, – мрачно возразил Влад, – для успеха операции арест терапевта Ласкина и его жены необходим! Ласкин может оказаться ключевой фигурой, к тому же…
– Есть постановление правительства, – медленно, почти по слогам, будто тупому или глухому, повторил Федька, – все ключевые фигуры названы поименно. Не нужно новых, понимаешь? Не нужно! Начнешь возникать на эту тему – может сложиться впечатление, будто ты нарочно тормозишь и путаешь следствие, или того хуже: пытаешься показать, что руководство ошибается.
Влад стиснул зубы. Захотелось врезать кулаком по наглой румяной роже. «Мразь, ничтожество, пустое место! Что ты о себе возомнил?! Кто Я и кто ты?!»
Он выбросил недокуренную папиросу, сунул руки в карманы, сжал кулаки, мысленно досчитал до двадцати, спокойно кивнул:
– Да, Федь, я тебя понял.
– Конечно, Влад, – Балбес улыбнулся и потрепал его по плечу, – я и не сомневался, что поймешь, ты же умный!
* * *
В свете мелькающих фонарей Надя видела лицо Павлика. Маска институтского шута исчезла, за рулем сидел не московский Павлик, а тот, которого она знала по экспедициям. Сосредоточенный, разумный, сильный. Он покусывал губы, хмурился.
Выехали на проспект. После очередной долгой паузы Павлик спросил:
– Ты как себя чувствуешь?
– Вроде ничего, нормально. Вообще, мне сегодня полегчало. Столько лет врала себе, что все это глюки, считала себя сумасшедшей. Наконец какая-то ясность.
Когда остановились во дворе, она открыла сумку, достала пакет.
– Слушай, твой сокурсник, ну, который был на дне рождения в прошлом году, Гриша, кажется, он ведь работает в Институте судебной медицины?
– Да, а что?
– Если ты действительно хочешь помочь, возьми вот это, попроси Гришу снять отпечатки. Но только не рассказывай про пятьдесят третий, про Любого, хорошо?
– Надь, ну я же не идиот. – Павлик обиженно фыркнул.
– Извини, – Надя улыбнулась, – образец моих пальчиков там в отдельном конверте. Прокатала через копирку. Если понадобится, твой Гриша потом снимет как положено. Главное – зафиксировать другие, чужие, понимаешь?
