Лера благодарно закивала, вцепилась мне в руку и потащила куда подальше из сквера. Я же успела лишь послать папе с Антошкой парочку воздушных поцелуев и подмигнуть украдкой – мол, все путем. Лучшего нельзя было и ожидать!..
Всю дорогу до торгового центра Лера молчала. А я и не пыталась заговорить, боясь спугнуть Лерино прощение, как маленькую птичку…
Потом нас закружил вихрь юбок и платьев. И Лера упорно оттаскивала меня от смешных детских футболок, пытаясь впихнуть в кружевные сарафаны. Опоясать и окаблучить по полной программе. И совершенно отказывалась слушать мое мнение, пока мы не оказались возле магазинчика с детскими игрушками.
– Вик, а что любит Антошка? – робко спросила она.
Домой мы топали, увешанные хрустящими и шелестящими пакетами. А Лера гордо тащила огромную коробку с машиной на пульте управления, которая была дороже любого из купленных ею платьев. И хоть она взяла с меня слово, что машину подарю братику я, по глазам было видно – сестру можно будет переубедить.
Вечер стоял теплый и ясный, теперь солнце подолгу не уходило из города, будто не желая расставаться с его красотой. Сейчас хотелось думать лишь о новых нарядах, о грядущем босоногом лете. О дальних морях и пляжах, о ближних лугах и грибных лесах. О каникулах, о свободе, и немножко хотелось летать. Тогда я начала пританцовывать прямо так – с пакетами, посреди улицы. А Лера смеялась и совершенно не пыталась меня остановить. И прохожие оборачивались, улыбались, а один пожилой мужчина даже приподнял трость и отбил на асфальте чечетку.
По Москве катил май – задорный, веселый, вечно юный…
Глава пятнадцатая
Виктория – это победа
У всех праздников есть один общий недостаток – они очень быстро заканчиваются!
Мне остался всего лишь последний выходной, после которого всех учеников ждал победный рывок перед беззаботным летом. И скажите, ну как это возможно, взять себя в руки и засадить за парту, когда за окном сплошное веселье? С вечера до утра московские дворики поют нестройными хорами, а где-то за многоголосьем, под кронами деревьев, прячутся влюбленные парочки. Днем же по городу носятся велосипеды, самокаты, скейты, ролики… Теперь под колеса можно попасть даже на тротуаре. Смеются детские площадки, хихикают лавочки возле подъездов, хохочут под стук домино деревянные столы в парках. Даже дворники нет-нет да улыбнутся, разгоняя метлами стаи голубей.
Казалось, что радость коснулась каждого уголка города, залезла в квартиры под ковры и половики… Но почему-то миновала нашу гостиную.
Днем, собираясь на прогулку, я заглянула в комнату, предупредить маму, что ухожу. Она сидела на диване грустная и задумчивая. На полу перед ней стояла яркая коробка с машиной для Антошки. Мы с Лерой еще не успели преподнести ее братику. И теперь подарок стоял тут, такой неуместный и, казалось, слишком большой для нашей уютной гостиной. Я подошла к маме, села рядом.
– Хочешь, отнесу ее в свою комнату? – спросила тихонько.
– Да какая разница, – отмахнулась мама, пытаясь казаться беззаботной. – Пусть стоит…
Мы помолчали.
– Ты все еще любишь его, да? – шепнула я.
– Кого? – Мама не смотрела на меня.
– Папу…
Мама не отвечала. А в комнате стало тихо-тихо, будто здесь собралась вся тишина города – спряталась, скрылась с шумных улиц.
Тогда я вскочила, зажала уши руками, не в силах больше слушать эту тишину, и выбежала из комнаты. Тут же рванула на кухню и распахнула холодильник. Но, как назло, там не было ничего путного – даже мороженого в морозилке не оказалось! Тогда я схватила парочку зеленых яблок и быстренько поскакала в свою комнату за маркером. Затем, прикусив язык от старания, изобразила на яблоках смешные рожицы. Буквально через минуту один из плодов начал горестно морщиться, трагически скривив нарисованный рот. Второе же яблочко улыбалось и будто бы держало в маленьких ручках пузатое пылкое сердце. Я подмигнула своим фруктам и вернулась в гостиную. Мама все еще сидела на диване, встречая меня удивленным взором. Сморщенное яблоко я изо всех сил надкусила, зажав между зубами. Отчего показалось, будто фрукт горестно скривил мордочку. Мама невольно засмеялась. Тогда я достала из-за спины руку со вторым сердечным яблоком и протянула его маме.
– Не грусти долго, – попыталась промямлить.
И мама обняла ладонями свое яблоко, продолжая удивленно улыбаться, точно ребенок. Не вынимая надкусанное криволицее яблочко изо рта, я поскакала в ванную комнату. Там пустила воду, сверху, не пожалев, налила побольше пены, а на стиральную машину водрузила свой магнитофон с маминым любимым диском Антонио Бандераса. Из гостиной свистнула свечу и зажгла ее, пристроив на полочке под зеркалом. Все! Теперь можно было спокойно сбегать из дома. А маме – самое время отдохнуть…
Я почти силком впихнула ошарашенную маму в ванную комнату, Бандерас уже вовсю наяривал свою коронную песню из «Desperado»
[5]
, огонь свечи колыхался из-за поднимающегося от воды пара.
– Мам, я в парк! – выкрикнула, наконец достав яблоко изо рта.
И как только я могла так долго не навещать свою царевну-лягушку, ума не приложу? В последний раз видела ее под слоем крепкого льда, а сейчас деревья уже шелестели листвой…
Парк встречал меня первыми желтыми одуванчиками, рассыпавшимися по газонам, точно стайка сбежавших от птичницы цыплят. Дорожки подсохли после недавних дождей, и казалось, приложи к земле ладони – обдаст теплом. Деревья помолодели, позеленели… Проснулся и старый пруд. Его ледяной панцирь давно растаял, смешался с мутными водами, которые теперь качали отражения пушистых ветвей, точно в колыбели. Я осторожно подобралась поближе к берегу: земля тут была влажная, сырая – того гляди съедешь подошвами прямо в воду. Вот оно – мое укромное местечко, где всю зиму спала крупная пузатая лягушенция. Я начала изо всех сил вглядываться в воду, и сердце мое колотилось: то ли от страха, то ли от ожидания – увижу ли ее живой? Где моя царевна-лягушка, проснулась ли по весне? Но вода у берега была мутна и непроглядна: где раньше сиял прозрачный лед, теперь стояла зеленоватая тина. Мне даже удалось разглядеть застрявшие в ней знакомые листочки, на которых покоилась лягушка, но ее самой нигде не было! Впервые я пожалела, что не обладаю столь глубокими познаниями в биологии, как Иван. Быть может, моя лягушка ожила и теперь греет отмороженные бока где-то на солнышке?.. В последний раз взглянув в воду, я потихоньку отползла подальше, чтобы не шлепнуться головой вниз, встретив там – на дне – всех не переживших зиму лягушек…
Солнечные лучи пробрались сквозь кроны деревьев и теперь играли на пруду в салочки. Я так ничего и не узнала о своей лягушке…
Заиграл мобильник, я взглянула на экран – это была Катя.
– Вик, я на кругу в парке, подойдешь сюда, как сможешь? – попросила она. – Дело есть.
