– Ну чего стопоришься?
– Извини, – кричала я в ответ. – Трусы поправляю! – или еще какую-нибудь глупость.
К полудню меня окрестили. Ему уже не надо было больше даже спрашивать. Что бы там ни было, он уже знал, что это чушь.
– Шевелись, Гоп-Стоп! – кричал он. – Сейчас будет привал, Гоп-Стоп!
Под вечер, когда мы начали разбивать лагерь, Беккет напомнил всей группе наполнить бутылки водой.
– По края залейте, ребята! Завтра опять жаркий день! – Потом при всех повернулся и указал на меня: – Гоп-Стоп, тебя это тоже касается!
Так оно и прилипло. Группа была в восторге. В особенности парням нравилось безо всякой причины подойти ко мне и спросить: «Чего стопоришься, Гоп-Стоп?»
Так исполнилось мое желание иметь прозвище, – но, как это так часто случается с желаниями, все обернулось не так, как я надеялась.
– Можно смотреть на это иначе, – предложила Уинди. – Например, превратить во что-нибудь из фильма про банды. Ну, вроде: «Стоять, это гоп-стоп». Сложив пальцы обеих рук пистолетом, она наставила его на меня. Потом цокнула языком, изображая выстрел: – Бах! Бах.
– Но мы же знаем, что все не так. – Я не бандитка. Я просто очень плохой ходок.
– Люди забывчивы, – сказала Уинди.
– Не настолько же.
– А что, если, – начала она тоном, подразумевавшим «ну давай поиграем», – Йетти подойдет к тебе и скажет: «Что стопоришься, Гоп-Стоп?» – а ты развернешься и его пристрелишь? – Она снова изобразила: «Бах! Бах!» – потом крутанула на пальцах воображаемые пистолеты и вернула их назад в кобуру.
Я задумалась.
– Мне такого не провернуть, – сказала я наконец.
– На что спорим?
Покачав головой, я сморщила нос, всем своим видом говоря – едва ли.
– А можно мне тогда? – спросила она. – Просто чтобы проверить? Ради эксперимента?
Я пожала плечами:
– Валяй.
С этого момента Уинди, всякий раз произнося мое прозвище, складывала из пальцев пистолет. Иногда она стреляла в воздух, как Йосемити Сэм
6, и кричала: «Вы у меня узнаете, что такое Гоп-Стоп!» Иногда она доставала воображаемые пистолеты из воображаемой кобуры, наставляла, держа у бедра, на кого-нибудь, и спрашивала: «Где моя детка Гоп-Стоп?» Иногда выпрямляла одну руку, смотрела на кого-то поверх ствола и говорила: «Пойди найди мне Гоп-Стоп».
И вот ведь что – получилось. Еще до того, как мы добрались до Расписного Луга, Уинди превратила меня в заправского стрелка. Очень быстро гангстерские шуточки сменились шуточками в духе Дикого Запада, а я – стараниями Уинди – превратилась в Энни Оукли
7. Остальные с радостью подхватили. Когда был мой черед готовить, слышалось: «Хорошая жратва, Гоп-Стоп». Когда помогала с «медвежьей подвеской», то кругом орали: «Зааркань его, Гоп-Стоп». Когда нам приходилось карабкаться на особо крутой склон и мне удавалось проделать весь путь без остановки, Беккет выкрикивал: «Так держать, Гоп-Стоп! Поддай шпор!»
Довольно скоро не одна только Уинди, говоря обо мне – или со мной, выхватывала воображаемые пистолеты. Встречая меня по пути к месту, где готовили еду, Вегас наставлял на меня два воображаемых пистолета и говорил: «Гоп-Стоп». Когда Йетти встречался со мной взглядом, то указывал на меня двумя пальцами и произносил: «Бах! Бах!» А Джейк, он же Джей-Дог, он же в последнее время Лучник (я не могла взять в толк, откуда взялась эта кличка) касался дулом воображаемого пистолета полей воображаемой шляпы.
– Почему они называют тебя Лучник? – спросила я утром накануне того для, когда добрались до Расписного Луга.
У него поникли плечи:
– Ты серьезно?
– Серьезно, – ответила я. – Ты что, любишь стрелять из лука?
Он покачал головой:
– У меня фамилия Арчер, ну вроде как лучник или стрелец. Как вышло, что ты не знаешь?
Что-то тут было не так.
– Это твоя фамилия? Но я думала, твоя фамилия… – Но тут в голову мне ничего не пришло, ведь я никогда не знала, какая у него фамилия, и выяснить ни разу не пыталась.
– Арчер, – просветил меня Джейк. – Джейкоб Сэмюэль Арчер.
– Джейкоб «Джей-Дог» Сэмюэль Арчер.
– Ага, – он снова покачал головой, – не самое лучшее мое прозвище.
Значит, у него были и другие. Ну, конечно.
– А что может быть лучше, чем Джей-Дог?
Он поднял глаза:
– Папа зовет меня «Док». Потом есть еще «Большой Джей», «Джей-Мани», «Джегерейстер», «Рэнджер», «Матрица», «ПолуНельсон», «Клуб-медик», «Ястреб». – Джейк задумался. – Всех и не перечислить. Он гений по части прозвищ. Около сотни наверное придумал.
– Например?
– Да как в голову взбредет. «Крабоход», «Макси-Джейк».
– А как ты называешь Дункана? – спросила я.
Джейк со вздохом потряс головой:
– Опять же много всего. Но уж точно не Дунком. «Дунк», «Дункерс», «Данкен Донатс», «Ди-трейн», «Ди-Бэг», «Ду-Литл», «Чак», «Чарльз».
– Почему Чарльз?
Джейк пожал плечами:
– Потому что это не его имя.
Я кивнула:
– По сути, любое значимое или незначимое слово в английском языке может функционировать как прозвище вообще безо всякой причины.
Он кивнул, словно разговор закончен, а потом добавил:
– Но у нас есть вроде как автоматическое.
– И какое?
– Братуха.
Довольно трогательно.
Но тут Джейк покачал головой:
– Хотя на самом деле нет. И оно тоже перетекает в «Братан», «Батон», «Бражку».
Он замолчал, выжидая, что я скажу.
Месяц назад – даже две недели назад – я покачала бы головой, точно они пара идиотов. Но теперь я научилась видеть прозвища в новом свете. И, так уж получается, Дункана. И Джейка тоже. Мне пришло в голову, что все до единого эти прозвища в основе своей служат дурацкой заменой слова «друг». И я испытала огромную благодарность, что у Дункана был Джейк. То, что они были друг у друга.
– Ему повезло, что у него есть ты, – сказала я.
– Повезло, – согласился Джейк. Потом сложил пальцы пистолетом, наставил на меня и сказал: – Но мне повезло больше.
* * *
Беккет не ошибался насчет Расписного Луга. При виде этого места действительно дух захватывало. Оно было лучше, чем он описывал, и лучше, чем я могла даже вообразить, пока не увидела своими глазами. Это было идеальное место для «Дня Ноль» и вечеринки по случаю летнего солнцестояния, и, когда мы добрались, я была рада, что мы сумели. Вроде как рада.
