– Неплохо, – сказал он, глядя на меня снизу вверх. – Не перина, но сойдет.
Пока мы завтракали, Джейк доложил о состоянии Хью. От талии до колена у него сплошной черный синяк, ногу вообще согнуть не может, а тот факт, что одна нога выглядит длиннее другой, вызывает подозрение, что бедренная кость у Хью и раздроблена, и смещена разом. Но он в сознании, и это очень хорошо. Тут на глазах у всей группы Джейк посмотрел на меня:
– Он говорил, Хелен – его героиня.
– Ты кое-что как надо сделала, девочка, – сказал Беккет. – Так держать.
Дальше командование взял на себя Беккет и изложил план. Шесть человек, половина группы, понесут носилки. Другая половина, разделившись на команды, будет переносить на короткие расстояния свои и чужие рюкзаки. По всей очевидности, мне предстояло нести носилки. И Джейку тоже. Нам надо будет добраться к ближайшему выходу из национального парка – это около трех миль, – откуда «Скорая помощь» заберет Хью в больницу.
– Мы что, просто бросим его у начала трека и двинем дальше? – спросил Мэйсон.
Беккет покачал головой:
– Там нас будет ждать администратор «ГТВ». Дальше всем займется она.
Была половина десятого утра. Пора было выдвигаться. Три мили – это не так далеко, подумала я про себя. Может, сегодня будет не так уж скверно.
Но тут Беккет обернулся с последним наставлением группе:
– Это будет самый долгий день в вашей жизни, ребята. Как бы тошно вам ни было, помните, Хью в десять раз хуже. Хорошо, что вчера вечером мы проделали небольшое упражнение на внутреннюю силу. Теперь пора обратиться к людям, которые вас любят. Они вам понадобятся.
Все это показалось мне чуток театральным. Беккет вообще как будто был склонен драматизировать. Однако оказывался прав. Я подошла, чтобы помочь переложить Хью на носилки. Парни собрались вокруг него, готовые поднять его и переместить, куда велят. Даже на мой взгляд, видок у них был угрожающий. Джейк велел всем завести руки под спину Хью, «как лопатки».
– Больно будет? – спросил Хью.
Джейк кивнул.
– Прости, приятель. Адски.
Он посмотрел на парней:
– Готовы?
– Подождите! – крикнул Хью.
Они стали ждать.
Но Хью просто тянул время. Я так ясно увидела ужас в его лице, что сделала шаг вперед, протиснулась между Джейком и Мэйсоном и схватила его за руку.
– Сожми мою руку, – велела я и совсем как Джейк воспользовалась тем, что он отвлекся, и рявкнула: – Раз, два, три! Подняли!
Никогда в моей жизни я не слышала, чтобы кто-то орал так, как Хью в тот момент. Если бы чистейшая мука могла подать голос, так бы и прозвучало. Когда он замолк, я поняла, что он снова потерял сознание.
Мы застегнули его в спальный мешок для тепла и защиты. Потом привязали нейлоновыми ремнями к носилкам – плотно, чтобы он не скользил из стороны в сторону.
– Сейчас он опять кричал бы, – сказал Джейк, – если бы был в сознании.
И вот пришло время выступать.
– Выдвигаемся, – приказал Беккет, когда мы, те, кому предстояло идти с носилками, заняли места вокруг рамы. Я предположила, что мы взвалим Хью себе на плечи, как делают на похоронах, но Беккет велел поднять носилки до уровня бедра и нести на выпрямленной вниз руке. – Так легче для вас, – пояснил он. – И безопаснее для него.
– Безопаснее? – переспросила я.
– На случай, если его уроним. – И добавил в ответ на мой взгляд: – Чего мы не сделаем.
Беккет привязал к раме шесть ремней, чтобы мы могли ухватиться за раму одной рукой, пропустить ремень себе через плечо и взяться за него другой рукой.
– Оберните конец ремня вот так. – Он продемонстрировал, что надо делать. – И выпрямите локоть.
«Это поможет, – подумала я. – Но не слишком».
Едва Беккет произнес: «Поднимаем на счет три… один, два, ТРИ!» – и я ощутила реальный вес, который нам придется нести следующие три мили, в гору и под гору, мои мышцы взмолились: «Нет! Опусти!»
Но я этого не сделала. Потому что никто другой этого не сделал и потому что другого выбора не было.
– Он слишком худой, чтобы быть таким тяжелым, – сказал вдруг Мэйсон.
– Прибавь вес рам. И спальных мешков.
– Весит он, вероятно, фунтов сто восемьдесят, – сказал Беккет. – Прибавь рамы, и думаю, получится двести. Может, больше.
– Ну так должно приходиться всего по тридцать фунтов на брата. Или около того.
– Да не так страшно.
Но было еще как страшно.
Не успели мы еще добраться до развилки на первоначальной тропе, плечи у меня горели, так сильно в них врезался ремень, а рука, вокруг которой он был обернут, посинела и запульсировала. Беккет предсказывал, что нам потребуется большая часть дня, чтобы выйти к началу маршрута, ведь тем, кто носит рюкзаки, в буквальном смысле придется пройти расстояние дважды – один раз с собственными рюкзаками и второй с рюкзаками тех, кто несет носилки. Мы, конечно, будем двигаться медленней – ради Хью и нас самих. Без сомнения, это было самое изнурительное, что я когда-либо требовала от своего тела.
«Думай о чем-нибудь другом», – пыталась приказать себе я. Беккет советовал обратиться к любимым людям. К кому-то, кто нас любит. Я постаралась вообразить, что впереди стоит Нейтан, подбадривая меня, как зритель на марафоне. Но это было слишком трудно, не говоря уже о том, что слишком глупо. У меня не оставалось сил на игру воображения, и я не могла поверить, что Беккет такое предложил – и вообще пытаться сделать две вещи зараз было еще труднее, чем по отдельности.
И вот тут Джейк сделал нечто совершенно неожиданное: завел маршевую кричалку.
До того мы рывками брели по треку, напирали и тянули носилки каждый в свою сторону, хромали, дергали и мучились, а голос Джейка зазвучал вдруг настолько громко и сильно, что мы разом выровнялись.
С уверенностью заправского сержанта на плацу, какую обычно видишь в кино, Джейк начал выкрикивать:
– Ать-два, левой! Ать-два, левой!
И ни с того ни с сего парни начали ему отвечать, орать в ответ то «ать-два», то какие-то строчки. Откуда они знали, что надо делать?
Потом Джейк перешел к «стихотворной части» – если она так называется:
Ать-два, ать-два,
Руки, ноги, голова,
Если в жизни станет туго,
Посмотри на рожу друга.
И парни ему вторили, не сбиваясь с шагу. По мере того как их ответы входили в ритм, под него же подстраивались и шаги.
Джейк снова перешел на «ать-два, левой, ать-два, левой!».
На этих словах он оглянулся на меня, увидел, что я не кричу со всеми, и сказал:
