– Нет. В автобусе.
– Ах, ну да.
– И я многое вытянула из него, пока играли в «Правду или действие». Он все цеплялся за правду. Но мы вынудили его на «действия».
– Какого рода действия?
– Рисковые. – Она обернулась и снова сморщила носик. – Вроде как в повальное преследование вылилось.
Преследование? Они кого-то преследовали?
– И что произошло?
– Я поклялась хранить тайну, – сказала она. – Извини. Что происходит на крыше, остается на крыше.
«Что?! – хотелось закричать мне. – Что произошло на крыше?»
С минуту Уинди шла, несомненно наслаждаясь мягким шлепаньем ботинок по тропе.
– И все равно, – сказала я, – сомнительно, что ты можешь любить Джека, если знаешь его всего два дня.
– Джейка.
– Без разницы. Нужно нечто большее, чем игра в «Правда или действие», чтобы вспыхнула настоящая любовь. Безотносительно того, что произошло на крыше.
Обернувшись, Уинди наградила меня самой поразительной, благословенно счастливой улыбкой, какую я когда-либо видела.
– Ты только потому так думаешь, – сказала она, – что тебя там не было.
Глава 10
По мере того как неделя близилась к концу, мы понемногу осваивались. Мы привыкли к весу наших рюкзаков, к обезвоженной еде и сосновым шишкам. Мы приспособились к высоте и научились лучше дышать. Мы пересекли нашу первую ледяную реку и видели лося на другой стороне долины. У парней отросли бороды, а у девушек – волосы на ногах. По вечерам после ужина у нас бывали занятия: по изучению созвездий, по навыкам чтения карты и чтения следов, например, как отличить следы черного медведя от следов гризли. Мы поднялись на наш первый перевал, который назывался «Разворот», – вероятно, потому что путешественники обычно поднимались, видели, что лежит впереди, и поворачивали вспять.
Но не мы. Мы готовились и закалялись.
А еще я нашла решение проблемы с отсутствием книги. У Беккета в рюкзаке оказалось официальное руководство «ГТВ», и он мне его одолжил. За два дня я прочла его от корки до корки. А потом еще раз. Потом еще, на сей раз делая заметки. Там был целый раздел о Сертификатах и о том, как их заработать. Читая список, я чувствовала, что немного мошенничаю, но Беккет утверждал, что любой волен его читать, – просто никто больше не попросил. Книжонку я нашла утешительной. Из нее следовало, что заработать Сертификат не так уж и невозможно. В руководстве подчеркивалось, что получают его необязательно самые крутые (или самые быстрые ходоки), а иногда и те, кто больше всех приложил усилий. Вот это я могу. По части усилий я дока. Даже если плоды этих усилий сомнительны.
Мы вошли в суточный ритм: проснуться в шесть, одеться, приготовить завтрак, собраться, чтобы распланировать день, снять лагерь и выйти в девять. Никакого ланча, мы просто жевали сухие пайки на ходу. Шли до двух-трех часов пополудни и снова ставили лагерь. Лагерь всегда разбивали поближе к воде. Без нее одной мы не могли обойтись. Потом ужин в пять и в семь на боковую, и никому даже в голову не приходило полуночничать. К семи мы с ног валились от усталости. Девять вечера – «полночь походника».
Мой порез и волдыри благополучно зажили – благодаря властному врачеванию Джейка. Беккет продолжал использовать меня в качестве мальчика для битья, показывая на моем примере, чего не надо делать. Я думала, у меня разовьется к этому иммунитет, но нет. То и дело кто-то делал что-то не так, но их Беккет не трогал. Только меня. Спина у меня слишком прямая. В моих солнечных очках нет защиты от ультрафиолета. Мои личные вещи неправильно упакованы.
Если не считать меня, группа сдружилась. Каким-то образом за короткое время большинство приобрели прозвища. По-видимому, каждый парень в группе в той или иной степени запал на Уинди, и она превратилась в «Сердцеедку». Были даже «очки Сердцеедки». Если она садилась рядом с тобой, ты получал двадцать очков. Если она с тобой разговаривала, пятьдесят. Если сумеешь увидеть украдкой какую-нибудь ценную часть тела, сто. Все про это знали. Парни даже выкрикивали счет! Если Уинди спотыкалась и налетала на одного из них, он орал: «Телесный контакт! Тысяча очков». Уинди считала это забавным, но как будто не обращала особого внимания. Наверное, когда ты всю свою жизнь была изумительной, к подобному привыкаешь.
Но прозвищами обзавелись и менее выдающиеся члены группы. Прозвища возникали легко и быстро. Сестры сделались «Сестрой Первой» и «Сестрой Второй», а вскоре это мутировало в «Уно и Доси». Девушка, у которой на шортах сзади красовалась нашивка «Вперед, Аллигаторы», заработала себе прозвище Камбуз, а лучшую во всей группе повариху прозвали Поварешкой и Печенькой. Что касается парней, Мэйсон, так и не научившийся сдерживать шаг и идти вместе со всеми, превратился во Флэша в честь героя комиксов, а крупные парни – в «Овчарку», «Йети» и «Вегаса». Даже Хью, который ни с кем, кроме меня, не разговаривал, стал «Хьюи Льюисом» – надо полагать, в честь певца.
По сути, у всех были прозвища. У всех до единого. Кроме меня. Я была просто Хелен – или часто вообще Эллен.
Хорошее прозвище должно указывать на что-то, что вы из себя представляете. Намекать на нечто сокровенное. Или, возможно, быть просто забавным. Но оно все равно значимо. Оно показывает, что вы известная величина, что вы личность и что это признают окружающие. Но ко мне это, по-видимому, не относилось. У меня была противоположность прозвища. Они мое имя не могли правильно произнести. Сама мысль об этом выводила меня из себя. Меня ястребы могли бы унести, и никто бы не заметил.
Из-за такого я действительно могла расстраиваться и злиться. После того как я заметила ситуацию с прозвищами, у нас было три дня без особых событий, и я могла бы пережевывать это на каждом шагу по тропе. Но я все думала о теории Уинди: «То, о чем ты думаешь, определяет то, о чем ты думаешь», – иными словами, чем больше на чем-то сосредотачиваешься, тем больше вероятность, что твой мозг на этом сосредоточится.
И я решила не зацикливаться на обиде, а поработать над способностью восхищаться красотами леса и гор. Такими, как, например, затаенный водопадик, на который мы наткнулись. Или лосенок, которого мы видели у ручья. Или то, как из воды выскочил лосось, перевернулся и упал назад в воду. И сумасшедший закат, в котором мы насчитали восемь различных цветов. И тот факт, что лицо у меня наконец стало такое грязное, что я больше не чувствовала себя грязной.
Даже при том, что моя жизнь была далека от совершенства, я действительно начала чувствовать себя на природе как дома. На собственный кривоватый и неумелый лад. И даже научилась делать вид, что Джейка тут нет. Если, конечно, не считать того раза, когда я споткнулась об упавшую ветку, когда однажды вечером после ужина возвращалась от ручья. Склон был такой крутой, что я поняла – если не зацеплюсь за что-нибудь, то неминуемо покачусь на самое дно оврага, ударяясь по пути о камень за камнем, каждый из которых был размером с буханку хлеба. Приземлюсь исковерканной кучкой, и останется только помереть.
