– Есть добровольцы учиться делать подвеску? – спросил Беккет.
Тишина. Я огляделась по сторонам и с удовольствием увидела, что остальные выглядят такими же смертельно усталыми, как я себя чувствовала. Наконец руку поднял Джейк.
– Давай я, – сказал он.
– Молодец, – похвалил Беккет.
После обеда мы сложили всю еду в один большой нейлоновый мешок. И потащились за Беккетом и Джейком, когда те нашли подходящее место.
Я тщательно делала пометки о «медвежьей подвеске». Мало просто подвесить свою еду на ветку. Медведи достаточно умны, чтобы о таком догадаться. Надо залезть на дерево с одним концом веревки, в то время как кто-то другой лезет на другое дерево с другим концом, привязать концы веревки к разным деревьям, подцепить на нее свой мешок и натянуть веревку. Медведи, конечно, потрясающие существа, но по канату ходить не умеют.
– Смотрите внимательно, – распорядился Беккет.
Уже начало темнеть. Натягивание брезентов и приготовление обеда заняли, как не преминул указать Беккет, «чересчур много времени». Когда Беккет и Джейк полезли каждый на свое дерево, я забеспокоилась, что Джейк плохо видит в темноте. Но это как будто ему не слишком мешало. По сути, не предполагалось, что попытки соорудить подвеску превратятся в соревнование, но, когда Беккет заметил, как быстро и легко Джейк подтягивается с ветки на ветку, стал делать то же самое. А ребята внизу их подбадривали.
– Я бы поставил на Джейка, – сказал стоявший рядом со мной Хью.
Я вздохнула:
– Я тоже.
Мы оба стояли, сложив на груди руки и изумленно разинув рты. Не знаю, восторгался ли Хью увиденным, а вот я точно. Похоже, нет ничего, что Джейк не умел бы.
Остановившись на середине ствола, Джейк и Беккет завязали особыми узлами веревку, и Беккет карабином прицепил к ней мешок, отпустил и подтолкнул. Мешок скользнул до половины пути и там остановился. Все закричали «ура» – включая даже меня, – и Беккет с Джейком стали спускаться.
Когда все начиналось, только-только сгущались сумерки, но за те двадцать минут, что Джейк и Беккет лезли наверх и возились с подвеской, окончательно наступила ночь. Возможно, дело было в темноте. Или, возможно, просто не повезло. Так или иначе на полпути вниз Джейк то ли пропустил ветку, то ли поскользнулся. Раздался стремительный, неестественный шорох, пока он падал шесть или около того футов до земли, от этого шума я даже охнула. Он приземлился на ноги, но на несколько очень долгих секунд застыл совершенно неподвижно. «Он серьезно поранился!» – подумала я.
А он победно вскинул над головой руки и повернулся к группе, которая разразилась аплодисментами. Одним-единственным жестом он поставил случившееся с ног на голову: мол, он не упал, он выиграл состязание. Несуществующее состязание. И он не поранился, он – победитель. Я смотрела на него в полном изумлении. Только Джейк мог превратить падение с дерева в нечто потрясающее.
* * *
Той ночью я расстелила свой спальный мешок под брезентом рядом с Уинди – и как можно дальше от Мэйсона.
Я слишком устала, чтобы переодеваться в футболку и шорты, которым предстояло служить мне пижамой в походе, но Беккет строго предупредил нас, что нельзя, решительно нельзя спать в футболках, в которых мы шли днем. Они, возможно, сейчас кажутся сухими, сказал он, но в них сохранились пот и влага, и, если не переоденемся в другую одежду, будем дрожать всю ночь.
Это был мой первый опыт переодевания в спальном мешке, и, скажем так, мои усталые мышцы не слишком ему обрадовались.
– Ты похожа на хорька, – сказала Уинди, светя на меня фонариком. – Хорька с конвульсиями.
– Вот так я себя и чувствую, – откликнулась я.
Уинди перекатилась на бок, чтобы полностью отдаться наблюдению за мной. Когда я наконец выпростала свою дневную одежду из спального мешка и бросила на рюкзак, она спросила:
– Так, значит, никаких книг, да?
– Сейчас вроде как жалею, – ответила я. – То, что я себе об этом походе нафантазировала, несколько…
– Далеко от реальности?
Я кивнула.
– Ага.
– Могу одолжить тебе мою, если хочешь, – предложила Уинди.
– Твой учебник?
– Просто захватывающе.
– Не сомневаюсь. – Хотя я очень сомневалась.
– Это для моего семинара позитивной психологии.
– Собираешься получить диплом по психологии?
Она кивнула.
– На самом деле два. По психологии и по социологии. – Тут она улыбнулась. – Я собираюсь стать психологом для животных.
Я даже поперхнулась.
– Что, правда?
– Ага, работать с собаками.
– А есть такая работа?
Уинди кивнула.
– И довольно прибыльная.
– У меня есть собака, – сказала я.
– Не говори, какая. – Она прищурилась. – У тебя кокер-спаниель.
– Нет.
Уинди как будто удивилась, что ошиблась.
– Лабрадудль? Смесь лабрадора и пуделя?
Я покачала головой.
– Обычно я очень хорошо умею считывать людей. – Она снова прищурилась. – Гаванский бишоп, – объявила она наконец. – Национальная собака Кубы.
– Нет.
– Сдаюсь.
– Такса, – сказала я. – Частично лысая, жесткошерстная такса. С ожирением. И ненавидит всех, включая меня.
Уинди нахмурилась:
– А по тебе и не скажешь, что у тебя сродство с таксами.
– А еще она любит кусать за ноги, – добавила я. – И сожрет практически что угодно. Туалетную бумагу, губки, предметы гигиены. Я возила ее к ветеринару, когда она глотала палочки от леденцов, заколки, точилки. У нее напрочь отсутствует чувство самосохранения. А еще у нее дерматит, – добавила я. – Хвост у нее совсем лысый, как у крысы. Она выглядит ужасно.
– Вот уж точно, – согласилась Уинди.
– Я натираю ей хвост мазью, а она ее слизывает, а от мази у нее понос. По всему моему коврику из морской травы. – Я покачала головой. – В доме уйма ковриков, а она выбирает морскую траву.
Я посветила фонариком на Уинди, лицо которой скривилось в сочувственной гримаске.
– Иногда у животных есть любимое место, куда они ходят тошниться.
– Она грызет мебель, коврики для мыши и электрические шнуры. Она ненавидит всех собак и всех людей. Она бросается или рычит на всех, кто заходит в мою квартиру, на всех, кто проходит мимо по коридору. Мне приходится выжидать, когда остальные люди и их животные улягутся спать, и только потом ее выгуливать. И круглые сутки надо оберегать лодыжки. Она невероятно злобная. Пиранья в собачьем обличье.
– Не слишком весело, – сказала Уинди.
