– В полтора раза.
– Без разницы.
– Я все еще не услышал ни одного здравого аргумента.
– Джейк, – сказала я тогда, более или менее уверенная, что лгу. – Я просто не хочу. – Эти слова подействовали. Он опустил глаза. Он испустил долгий вздох поражения. Потом кивнул.
– О’кей, – сказал он. – Это – веский довод. – А потом взялся за низ футболки, подтянул вверх и одним движением стащил через голову. – Я в душ, – сказал он.
Он сделал это нарочно! На таком расстоянии я буквально не могла не пялиться на то, как перекатываются его мышцы, пока он роется в сумке в поисках туалетных принадлежностей. И вообще я невольно ела его глазами, когда он выходил из комнаты. Он походил на пловца-участника Олимпийских игр или еще кого – и едва меня это осенило, не успела я себя приструнить, как мысленно увидела, как он собирается прыгать с трамплина в плавках.
Господи ты боже!
Когда Джейк закрыл дверь, я хлопнула себя по лбу, мол – «возьми себя в руки». Но это не сработало. На самом деле я могла только стоять на месте, а мысли у меня без разрешения неслись вскачь. В сущности, я стояла на том же месте, когда Джейк вышел из душа в пижамных штанах и футболке с надписью «Гарвард», которая была на нем накануне вечером. Кое-как высушенные полотенцем волосы, как и вчера, лежали влажными завитками на шее.
Пройдя мимо меня, он устроился на своей кровати и открыл книгу. Книгу про китов. Единственную, какую он захватил с собой.
В том-то и заключалась проблема. Я действительно хотела его поцеловать. Стопроцентно дурная идея, это я и так точно знала, но почему-то не могла заставить себя поверить. Не могла заставить себя в это поверить, пока принимала душ. Пока вытирала волосы. Пока чистила зубы и надевала футболку, в которой собиралась спать. К тому времени, когда я переступила порог ванной и помедлила в дверях, чтобы на него посмотреть, я уже знала, что схватка проиграна. И в точности, как смотришь, как твоя рука тянется за печеньем, тогда как мозг знает, что есть его не стоит, я словно со стороны увидела, как подхожу к Джейку и задерживаюсь рядом с кроватью.
Он не поднял глаз.
– Ты начал все ту же книгу сначала, – сказала я.
Он упорно смотрел на страницу.
– Да.
С минуту я наблюдала, как он читает. Или делает вид, что читает.
– Иди сюда, – сказала наконец, испустив вздох поражения.
Джейк поднял глаза, но не двинулся с места – словно подначивал меня, правда ли я имею в виду то, что сказала.
– Лучше иди сюда, пока я не передумала.
Тут он вскочил с кровати. Книгу он бросил так быстро, что она упала на пол.
– Отнесемся к этому как к уроку, – сказала я, в полнейшем недоумении от того, что собираюсь сделать. – Я прочту тебе лекцию, можешь делать в уме зарубки на память.
Он выдал коронную свою усмешку.
– А я люблю делать зарубки на память. Я большой фанат зарубок на память.
– Исключительно в образовательных целях.
– И еще большой фанат образования. Я вообще отличник.
Мы стояли лицом к лицу, и в тот момент я вообще не могла припомнить, когда находилась к нему так близко. У меня слегка кружилась голова, как бывает после того, как приняла решение, которое изменит твою жизнь. Я всерьез собираюсь давать урок поцелуев? Что мне вообще говорить? Я уцепилась за что-то, что прозвучало бы мудро.
– Суть поцелуев в том, что это баланс между притягиванием и отпусканием.
– Чертовски философское начало, – сказал Джейк.
– Как и во всем в жизни, – продолжала я, – здесь есть напряжение, толчок. Помню, в седьмом классе я целовалась с мальчиком, который засунул язык мне в рот и тыкал им как дохлой рыбой. Вот это, – сказала я, – неудачный поцелуй.
Джейк кивнул.
– Ты ведь не так целуешься, да? – спросила я.
Он помотал головой.
– Хорошо, – сказала я. – Когда целуешь кого-то, нужно помнить, что одновременно берешь и даешь. Прикосновение. Отстранение. Мало выписывать языком восьмерки. Ведь прикосновения отражают эмоции.
– Ты действительно всерьез об этом думала.
– Я никогда об этом не думала. Но, похоже, из меня недурной ученый.
И опять он скользит взглядом по моему лицу.
– И нельзя останавливаться на чем-то одном, – добавила я. – Нужно исследовать. – Его пристальный взгляд скользнул к моим губам.
– От губ к шее подруги?
– Всё. Ее шею. Ее горло. Ее ключицы. – Я сделала паузу. – И используй зубы.
– Хочешь, чтобы я ее укусил?
– Я имела в виду, для контраста. Губы – мягкие, зубы – твердые.
Я так и видела, как в голове у него крутятся шестеренки.
Идем дальше.
– О’кей, руки. Что с ними?
– На грудь? – Он пожал плечами, словно зная, что ответ неправильный.
– Неверно! Куда угодно, но не туда! Шея. Затылок. Волосы. Или середина спины. Но не хватай за грудь. Это право еще надо заработать.
Он сделал себе зарубку на натренированную Гарвардом память. А после положил руки – одну за другой – мне на бедра.
– Про бедра я ничего не говорила, – сказала я, просто чтобы его пожурить.
Он склонил голову набок:
– Я пока тебя не целую.
– Блиц-опрос! – сказала я тогда. – Когда поцелуй слишком долгий?
Он поднял щенячьи глаза к потолку и действительно задумался.
– Тридцать минут?
– Неправильно! Поцелуй не бывает слишком долгим.
– Но со временем она может захотеть перейти к другим вещам.
– Если все сделаешь правильно, определенно захочет.
– Не хочу ее разочаровывать.
– Разочарование бывает полезно! В разумных пределах.
Самый странный разговор на свете. Мы говорили о некоторой гипотетической женщине в третьем лице, зная, что на самом деле говорим обо мне. Или, по крайней мере, о той мне, какой я буду через несколько минут. И это я советовала ему не спешить, тянуть время. И исследовать. И кусать. И что хуже: мой голос говорил, но мое тело слушало. И очень, очень даже внимало. И к тому же оказывалось отличным учеником.
Каким-то образом и без того небольшое расстояние между нами исчезло. Джейк был всего в нескольких дюймах от меня. Я чувствовала тепло его тела и слабое движение воздуха от его дыхания.
– Разочарование подразумевает желание, – сказала я, стараясь соблюдать учительский тон. – А желать всегда лучше, чем иметь.
– Всегда?
Неприятно сообщать ему горькую правду.
– Всегда.
