Известно, как кровожадная богиня отомстила за эту оплошность: она подбросила пирующим золотое яблоко, на котором было начертано: «Прекраснейшей!»
Что делал Ахилл, сын Фетиды, внимая Хирону? Готовился к грядущей Троянской войне, что начнется из-за похищения Елены Парисом и где он умрет, чтобы обрести вечную жизнь в стихах Гомера!
А вот еще один фессалиец, Адмет, один из пятидесяти шести спутников Ясона, ради похода расставшийся с обожаемой прекрасной Алкестидой.
Алкестида — дочь Пелия и, соответственно, двоюродная сестра Ясона. Отец объявил, что выдаст ее замуж лишь за героя, который вступит в Иолк на колеснице, куда будут впряжены два свирепых зверя из тех, что враждуют друг с другом на воле. Трудно было выполнить такой наказ. На счастье Адмета, в это время ему встретился Аполлон, сосланный на год на землю из-за того, что он истребил киклопов. Приняв гостеприимное приглашение, он поселился у Адмета, а в благодарность пас его неисчислимые стада и к тому же подарил Адмету на прощание льва и дикого кабана, прирученных им самим. Адмет появился в Иолке на колеснице, влекомой свирепыми, но покорными его воле львом и кабаном, и добился руки Алкестиды. Затем, как уже сказано, он пустился в поход с аргонавтами, но, вернувшись в родные пределы, тотчас смертельно занемог. В отчаянии Алкестида обратилась к оракулу и узнала, что Адмета можно спасти, если кто-либо другой согласится умереть вместо него. Не колеблясь, супруга прощается с горячо любимыми детьми, обрекает себя в жертву и погибает… Стоило ей испустить последний вздох, как Адмет встал с ложа болезни совершенно здоровым. Но тут же он узнает, какой страшной ценой ему возвращена жизнь. Во время поминального пира появляется Геракл. Узнав причину траура, плача, стенаний и похоронных гимнов, выслушав повесть о страдании безутешного супруга, о его преданности покойной, он входит в склеп, вступает в схватку со смертью, вырывает у нее безжизненную Алкестиду и переносит тело верной жены на супружеское ложе: девять дней она лежит без движения, не произнося ни слова, а затем открывает глаза и возвращается к жизни!..
Такова была волшебная страна, по которой шли Аполлоний и его спутник. Вот какие сказания с мрачной истовостью впитывал в себя Исаак.
Он пытался проникнуть в хитросплетения извечного узла всех мировых драм, в законы борьбы человека со стихиями и божествами.
Почему Кеней не одержал победы, а Ясон добился желаемого? Отчего Ахилл принял смерть, а Геракл бессмертным вознесся на небеса?
Как видно, в его собственной схватке с новым божеством, объявившим себя властителем земным и небесным, он, Исаак Лакедем, лишь продлевает традиции старого мира, к которому все еще принадлежит…
И вопрос за вопросом слетал с его уст, а в его памяти громоздились все эти волшебные сказания, тесня друг друга и сталкиваясь между собой… Так какой-нибудь вассал, готовясь к бунту против сюзерена, копит оружие различных видов и из всевозможных стран, все, какое только мог добыть, и останавливает выбор на самом остром и самом разящем, самом отравляющем, следовательно — самом смертоносном!..
XXVII. ПУТЕШЕСТВИЕ (Окончание)
Когда Аполлоний завершал трогательный, поэтичный рассказ об Алкестиде, они со спутником дошли до выхода из ущелий Офрия. Отсюда, как ранее с высоты Киферона, открывался вид на всю Беотию от Парнаса до Эвбеи и, соответственно — на всю Фессалию, заключенную в гигантский треугольник между Олимпом, Пиндом и Оссой.
В голубоватой дали у горизонта они увидели извивающийся, словно серебряная нить, Пеней, воспетый Симонидом, Феокритом и Вергилием.
На его берегу белела в предзакатном сиянии Лариса, родной город Ахилла.
Справа зачарованно гляделся в воды залива Иолк, город Ясона.
Слева же на одном из притоков Пенея стояла Трикка, где родился Пирифой.
А внизу, у их ног, был Фарсал!..
При одном упоминании о нем Исаак вздрогнул. Фарсал напомнил ему о двух именах, соединивших историю Востока и Запада.
В первый раз с тех пор как он вступил на землю Греции, Исаак уловил в душе двойное эхо, отзвук которого ощущался и в его собственной истории, и в истории его племени.
Два имени, какие напомнил ему Фарсал, были Цезарь и Помпеи.
Именно Помпеи покорил Иудею и сделал Сирию римской провинцией.
А Исаак служил знаменосцем у Августа, племянника Цезаря.
Борьба между этими двумя смертными оказалась не менее жестокой, не менее важной, нежели битвы богов и титанов.
В Фарсале решалось, кому принадлежит власть над миром.
Власть досталась Цезарю.
Что же было особого в этих двух людях, которым удалось заключить только в два слова все общественные битвы и все человеческие сообщества: республика и империя — деспотизм и свобода?
Были ли они оба всем обязаны только себе или же Провидение сделало их орудиями в своих руках?
Ведали ли они, что им выпало на долю, для чего они были рождены, ради чего им суждено было умереть?
Или они шли как величественные слепцы по этой дороге из прошлого в будущее, по которой идут люди, но которая, по сути, есть путь Бога?
Однако этими вопросами античная философия не задавалась.
Но даже с материальной, обыденной точки зрения событие было достаточно важным, чтобы возбудить любопытство Исаака.
— Фарсал, — медленно повторил он вслед за Аполлонием. — Значит, под нашими ногами поле битвы!.. Мне в Александрии показывали место, где убили Помпея. Покажи мне, где он был побежден.
Аполлоний протянул руку, показывая колонну на склоне горы, с вершины которой оба путника обозревали окрестность:
— Вон там стоял лагерем Помпеи. А там, где сливаются воды двух ручьев, один из которых зовется Апиданом, а другой не имеет имени, расположился со своим войском Цезарь.
Исаак знаком показал, что внимательно слушает.
— С Помпеем пришли девять легионов римских граждан. Пять из них он привел из Италии; легион ветеранов прибыл с Сицилии, названный сдвоенным, ибо был составлен из двух легионов; еще один дали Македония, что простирается перед нами по ту сторону Олимпа, и Крит, что у нас за спиной, за Кикладами. Наконец, два легиона привел из Азии Лентул. Кроме того, в распоряжении полководца имелись три тысячи лучников из Лакедемона и Понта; тысяча двести пращников с Балеарских островов и из Сирии; шестьсот галлов, приведенных Дейотаром; пятьсот фракийцев, присланных Котисом; столько же каппадокийцев под водительством Ариобарзана; двести македонцев, повинующихся приказам Рескупорида; пятьсот галлов и германцев, призванных из Александрии; восемьсот всадников, набранных из его пастухов и рабов; триста галатов, бессов, дарданцев и фессалийцев — всего двести шестьдесят тысяч человек, не считая всадников, сенаторов и золотой римской молодежи — всех, кого под его знамена привлекло желание разделаться с общими врагами: Цезарем и народом! Цезарь же, кроме знаменитого десятого легиона, не расстававшегося с ним никогда, имел на своей стороне мало римских граждан, но множество тех, кого тогда в Италии звали варварами. Тут была и тяжелая пехота из Белгики, и легкая пехота из Арвернии и Аквитании; вместе с ними пришли галльские и германские всадники, лучники-рутены и испанская гвардия. Впрочем, это воины преданные и грозные: в Массилии один из таких захватил командование кораблем. В Африке, когда Сципион пожелал оставить в живых другого, попавшего в плен, тот ответил: «Воины Цезаря приучены даровать жизнь, а не получать ее в дар!» — и перерезал себе горло.
