Пока сотрудники собираются вокруг Сигрид, она потягивает кофе вопреки запрету врача: кофе — это диуретик, он только усилит обезвоживание, что в данных обстоятельствах ей противопоказано.
Но очевидно, что врач был неправ.
— Все что угодно, — говорит она. — Звонки были?
Да, было несколько звонков: домашнее насилие, пьяные разборки, попытка изнасилования. Связь ни с одним из звонков не просматривается.
— То есть вы хотите сказать, что никто не сообщил о пожилом американце с маленьким мальчиком-иностранцем. Мы выслали достаточно детальное описание. Я хочу убедиться, что правильно вас понимаю, — Сигрид делает паузу. — Отлично. Начинайте обзванивать. Если информация не идет к нам, мы начинаем запрашивать ее сами.
И Сигрид направляется к себе в кабинет. По дороге ее нагоняет молодая сотрудница, которая ведет за собой девушку.
— Инспектор, я думаю, вам надо послушать это, — говорит сотрудница.
— Послушать что?
— Инспектор Одегард? Меня зовут Адриана Расмуссен, — девушка замолкает и потом добавляет: — Но я урожденная Адриана Стойкова: Из Сербии. Очень плохие люди ищут маленького мальчика и старика. Я думаю, им грозит беда.
Речь девушки и внешность в целом, за исключением славянского лица, выдают в ней представителя элитарного слоя норвежского общества. На ней стильная одежда, подобранная таким образом, чтобы не вызывать зависти у других женщин. Волосы тщательно уложены в естественную прическу. Она не настолько вызывающе модная, чтобы жить в Грюнелокке, но на ней нет часов или драгоценностей, на которые она не могла бы заработать сама и которые говорили бы о ее принадлежности к старинному богатому семейству из Фрогнера.
Возможно, Скойен или Св. Хансхауген. Или лучшая часть Бислетта.
Она излагает свою историю быстро, с уверенностью, излучающей цельность и целеустремленность, но вместе с тем и определенную юношескую незрелость.
— Он неплохой человек, — объясняет она Сигрид. — Он хороший. Просто глупый. Глупый как пробка. Глупый, глупый, глупый…
— Хорошо. Я поняла. Что он натворил?
— Ну, он сегодня не пришел ночевать, это во-первых. Он спрашивал меня про старика и мальчика, я не поняла, о чем он говорит, и попросила его объяснить, но он отказался и велел мне поспрашивать «в моей общине»… и что все это значит, я не понимаю… я расстроилась и сказала, что сербы — это больше не «моя община», они мои не больше, чем японцы, и тогда он так разошелся… как будто бы он так глубоко разбирается в человеческой натуре.
— Где он сейчас? — спрашивает Петтер, пытаясь не потерять нить разговора.
— Сейчас? Что, прямо сейчас? Не имею понятия. Он исчез. Так что я думаю, он со своими опасными друзьями. Гждоном, Энвером, Кадри…
— Энвером Бардошем Беришей? Кадри…
— Да-да, с ними. Вы их знаете?
— Да. Где они находятся?
— Я не в курсе. Но Бурим сказал, что они ищут старика и мальчика, которые, вероятно, что-то видели. Старик, наверное, прячет мальчика. Мне кажется, вам надо их найти.
— Вы могли бы задержаться ненадолго?
— Я не сделала ничего дурного.
— Нет, нет, дело не в этом. Мы вам благодарны за информацию. Просто не уходите. Мои коллеги должны расспросить вас о некоторых деталях.
— Я люблю его, — говорит Адриана. — Он глупый, но добрый, он нежный, и он идиот, ведет себя как обиженный щенок, но…
— Я понимаю, — прерывает ее Сигрид. — Пожалуйста, не уходите.
Вернувшись в общий офис, она машет рукой, чтобы привлечь внимание коллег. Добившись желаемого, выкрикивает:
— Все. Все, что угодно. Любая информация по Горовицу. Сразу сообщайте.
Флегматичный полицейский по имени Йорген поднимает руку, и Сигрид жестом предоставляет ему слово.
— Я разговаривал с полицейским из Трогстада. Он вчера остановил пожилого немца. Мужчина ехал на тракторе с лодкой в прицепе. С ним был внук.
— Пожилой немец и мальчик.
— Верно. Он хорошо запомнил, потому что мальчик был одет как еврейский викинг.
— Еврейский викинг?
— Ну да. С большой звездой на груди и с рогами на голове.
— Пожилой немец ехал на тракторе, который тянул за собой лодку и в ней сидел еврейский викинг, и никто не додумался мне об этом сообщить?
— В описании было сказано, что старик — американец. А этот был немец, так что он не счел нужным упоминать.
Сигрид опускается на ближайший стул. Она больше не в состоянии определить источник головной боли. Утром ей казалось, что боль исходит извне. Теперь она уже в этом не так уверена.
Петтер стоит рядом.
— Похоже, женщина была права, — говорит он.
— Какая женщина?
— Мисс Горовиц. Она особо подчеркнула, что он еврей. Наверное, надо было упомянуть об этом в сводке.
— Думаешь? — спрашивает она, качая головой. — Мы что, самые наивные люди в Европе?
— На самом деле, недавно провели опрос…
— Я не хочу об этом слышать.
— Если учесть время обнаружения лодки и провести линию к тому месту, где видели трактор, мы поймем, что они движутся на северо-восток от Дробака.
— В направлении к летнему домику.
— Более или менее.
— Кто-нибудь засек трактор?
Йорген качает головой.
— Свяжитесь со всеми подразделениями между Трогстадом и Конгсвингером, пусть они выезжают на шоссе и ищут трактор. И начинайте с тех, что на севере, не на юге, понятно? Мы накроем их сверху, а не снизу.
Петтер кладет руку на плечо Сигрид.
Сигрид смотрит на Петтера и самодовольно ухмыляется.
— Ты должна признать, что старый лис наподдал нам жару, — говорит Петтер.
— Я сниму перед ним шляпу, когда мы благополучно вернем мальчика.
— Он должен был привести его к нам.
Но Сигрид не согласна.
— Не думаю, что он из тех, кто привык доверять людям, — произносит она.
Глава 19
Сигрид сидит на пассажирском сиденье «вольво S60», несущейся на огромной скорости с включенными сигнальными огнями. За рулем машины мрачный Петтер. Они звонили Ларсу и Рее, но никто не ответил.
Полицейское радио работает, местное подразделение полиции оповещено. Beredskapstroppen едут к летнему домику с трех разных сторон. Сигрид руководит операцией, все будут ждать ее команды начинать штурм.
— Мы в трудном положении, — произносит Петтер, после того как они проехали тридцать минут в полной тишине.
— Я права. Старик направляется к домику вместе с мальчиком. Спорю на бутылку виски, что Энвер и его клан поджидают там мальчика, если уже не дождались.
