— Тебя не было дома…
— Почему телефон оставила?
— Я забыла сумку, а он находился в ней.
— Ты лучше голову в следующий раз забудь! — искренне посоветовал отец, а мама шлепнула передо мной тарелку с ужином с такой ненавистью, словно это была не еда, а папина любовница, которую она сбрасывала с моста.
Ладно, будем считать, что я получила по заслугам, хотя это еще спорный вопрос, я же не ночью вернулась, в самом деле… Неужели у всех родители такие?
Что и говорить, расправилась я с ужином быстрее всех, лишь бы поскорее слинять с кухни.
В комнате Танька сидела на моей софе и зубрила конспект по истории.
— Юлечка, — оторвавшись, обратилась она ко мне, — я чего-то целый день с заданием по алгебре разобраться не могу. Ты ведь щелкаешь эти исследования функций, как орешки, а я ну ни в зуб ногой… Помоги, а? — взмолилась она. — А я ведь тебе и одежонку приготовила, — понизив голос так, чтобы родители не могли ее услышать, продолжила вымогательница.
— Какую еще одежонку?
— Ну как же, ты же собралась ночью… туда? — подобрала она наконец слово, означающее теперешнее местопребывание наших денежек, подлежащих непосредственному выуживанию лично мною. Я коротко кивнула. — Так вот. Я решила подготовить тебя к экспедиции, так сказать. Подобрала тебе старых, грязных, ненужных и по возможности рваных вещей.
— Зачем?! — искренне удивилась я.
— Как зачем? — впала в раздражение Танька и, тряхнув для порядка рыжей косой, стала втолковывать мне зачем. Причем таким тоном, каким поучают маленьких детей, объясняя, почему им следует слушаться старших. — На помойке, особенно в ночное время, обитают бомжи. Чтобы тебя не обличили, ты должна сойти за своего, ну то есть ничем от них не отличаться. Поняла теперь?
— Ой, Танюш, я как-то не подумала над этим.
— Я так и знала! — подняла она вверх указательный палец.
Пользуясь тем, что родители еще находились на кухне, я оделась и подошла к зеркалу.
— Что-то не то, — покачала Татьяна головой, затем приблизилась ко мне и принюхалась. — Точно! Запах!
— Так, это неправда! Я мылась вчера!
— Именно! — довольная, кивнула она и зачем-то побежала в ванную.
Вернулась Таня оттуда с дихлофосом и щедро меня им обрызгала, затыкая собственный нос. О моем, кстати сказать, никто не позаботился. Сама я тоже не могла, так как по приказу гостьи расставила руки в стороны, чтобы, по ее словам, спрей распределился равномерно.
— Вот и все! Теперь родная мать тебя не узнает!
То ли я в тот вечер чрезвычайно устала, то ли Таня была невероятно убедительна, но так или иначе, садясь за письменный стол, я искренне считала Грачеву как минимум непризнанным гением и гадала, что бы без нее я, такая глупая и не приспособленная к делам житейским, делала. Решив задачки (решала я, Танька списывала), разобрала софу, легла и принялась ждать, когда уснут родители. Это произошло в половине двенадцатого, и я тихонечко принялась собираться в путь.
Да, вещи Танюшка подобрала что надо. И где она только их откопала? Дырявые кеды — ровесники моей покойной прабабушки; джинсы пятьдесят четвертого размера, то есть когда-то они были пятидесятого и принадлежали папе, но после длительной носки и неоднократной стирки растянулись на два размера; папина старая байковая рубашка в клеточку, в которой он сейчас благополучно моет машину. Довершала прикид мамина бывшая безрукавка, связанная вскоре после их свадьбы, которая вот уже два месяца неплохо заменяет нам половую тряпку.
Прихватив с собой фонарик, вышла из дома. На улице было не сказать чтобы страшно, но как-то мрачновато. Перебегая от дерева к дереву, за коими я пряталась, дабы не быть замеченной припозднившимися прохожими, и чувствуя себя не меньше чем советским разведчиком в тылу врага в годы Великой Отечественной, я подкралась к заветному баку и заглянула внутрь, посветив себе фонариком. Борясь с врожденной брезгливостью, я стала развязывать одинаковые черные мешки и проверять содержимое, чтобы найти наш. И вдруг откуда ни возьмись ко мне подлетело что-то черное, большое и, разинув клыкастую пасть, громко гавкнуло. Я ойкнула, поняв, что находится рядом со мной, а злобная собака к тому же еще и зарычала, что поспособствовало моему наискорейшему перекочеванию непосредственно в тот самый бак, где я так непродолжительно и копалась.
В детстве меня покусал ротвейлер, отчего я стала испытывать ко всем собакам стойкую неприязнь, причем они почему-то отвечают мне взаимностью (за исключением соседкиного пуделя Чарлика).
Собака еще раз рыкнула и убежала, а я попыталась подняться, так как стояла на четвереньках с целью пропадания из поля зрения своего мучителя, лишь бы он потерял ко мне интерес, а как говорится, с глаз долой — из сердца вон, но не тут-то было: поскользнувшись на чем-то гладком, я вновь оказалась среди мусора, притом лицо мое угодило в какие-то вьющиеся и пачкающиеся предметы. Позже, взяв один из них в руки и направив туда луч света, смогла идентифицировать их как картофельные очистки. В этот момент совершенно неожиданно на меня навалилось нечто тяжелое. Охнув, я услышала над самым ухом довольно высокий мужской голос:
— Извините, коллега. — И бомж перекочевал в соседний бак.
Меня покоробило. «Коллега»? За кого он меня принимает?
— Я, между прочим, здесь деньги ищу! — важно вскинув голову, принялась я разъяснять причину своего пребывания в столь неинтеллигентном месте.
— У-у… Это ты, леди, загнула. Такого тут отродясь не бывало. — Подумав, добавил: — Особенно в твоем баке.
В моем?! Ну это уж чересчур! Короче, я обиделась и перестала с ним разговаривать. Еще немного порывшись, я нашла-таки наш мусорный мешок. Танька утром выкинула закончившуюся тетрадь по физике с милой мордашкой Энрике Иглесиаса на обложке (в те годы был еще довольно популярен), вот по ней-то я и определила. Однако, едва приступив к обследованию данного мешка, я услышала где-то метрах в десяти от бака громкую ругань, спонтанно переходящую в настоящую баталию.
— Что это? — сказала я сама себе, но неожиданно услышала ответ из соседствующего бака.
— Опять Калач с Гривеном драку устроили, а нам отвечать…
— Почему нам? — забыла я про свою обиду и вступила в беседу.
— Так загребут-то всех…
— Куда? — поинтересовалась я, но тут же обо всем забыла и, что он там ответил, тоже не слышала, ибо спасительный луч фонаря в таинственной и чужеродной темноте мусорного бака высветил наконец то, что я так долго, как мне уже казалось, и старательно искала — желанный денежный мешочек! — Ура, — пискнула я сама себе под нос и тут же сцапала найденное, но рано радовалась. По улице разнесся оглушительный вой сирены. — Ой, мама! — когда машины с мигалками свернули в наш двор и замерли где-то неподалеку от помойки, выдала я.
— Я же говорил, — удовлетворенно похвастал бомж и неожиданно резко крикнул: — Бежим!! — И он действительно куда-то побежал, чего не скажешь обо мне. Меня охватила реальная паника, но люди обычно, подвергшись этому состоянию, начинают разводить мышиную возню, а то и развивать полезную деятельность, а я вот, наоборот (все у меня вечно наоборот), вошла в ступор, который продолжался до тех пор, пока один из ментов не двинулся по направлению к бакам со словами «а сейчас мы посмотрим, кто у нас здесь». Здесь, понятное дело, сидела я, и после осознания этого в мозгах у меня что-то переклинило, и, в два счета выпрыгнув из своего временного пристанища, я побежала зачем-то не к дому, а в обратном направлении.
