— Постараемся, — пообещал я, выглядывая вперед.
Воздушный шар темнел на берегу, но добраться до него даже полиции оказалось непросто. Дважды нас останавливали солдаты. Вынырнув из темноты и наставив на нас винтовки с примкнутыми штыками, они шепотом требовали документы. К самому шару мы прибыли буквально за минуту до полуночи.
Наш летательный аппарат был готов к полету, и только крепкие канаты не позволяли ему взмыть в воздух. Корзина стояла точно в центре здоровенной телеги, запряженной четверкой лошадей. Ветер, как и обещал Матиас, дул точно в том направлении, куда нам предстояло лететь.
— А вот и вы, господин хороший, — приветствовал меня Михаил Морошкин. — Как раз вовремя.
— Вы, я вижу, времени зря не теряли, — ответил я.
— Обижаете, господин хороший. Всё готово. Петр инструкцию записал, мы всё строго по пунктам сделали. Можем хоть сейчас лететь к русалкам в гости.
— Там и сгинете, — раздался другой голос.
Позади телеги сидел моряк в форме. Как выяснилось, он только приглядывал за военным имуществом, пока оно на земле, но использование оного считал форменным безумием, не зависимо от наличия русалок в заливе.
— Да ладно вам, — отмахнулся я. — Вы же им пользуетесь, и ничего.
— Мы его на балансе держим, как казенное имущество, — ответил моряк. — А на небо попадем, когда срок придет. Лично я туда не тороплюсь. Даже за казенный счет.
— Не каркай, — сказал ему Матиас. — Люди на ответственное дело идут, а ты под руку наговариваешь.
— Я не каркаю, я предупреждаю. А там — дело ваше. Я-то всяко тут останусь.
Вдали дважды вспыхнул и погас огонек.
— Это нам, — сказал Матиас.
Мы с ним быстро залезли в кабину. Моряк перекрестился сам и перекрестил нас. По углам кабины были закреплены четыре фонаря. Внутри каждого горел огонек, но стекла были закрыты черными шторками.
— Фонари керосиновые, — тихо сказал мне Михаил. — Так вы там потише. В баллоне — водород. Сами понимаете, он подешевле будет, но от одной искры рванет так, что мало нам не покажется.
— Учту, — машинально пообещал я.
Меня уже захватило предполетное волнение, щедро подпитанное охотничьим азартом. Где-то там, в темноте, русалки рассматривали принесенные графом украшения, дурачились, а вокруг сжималось невидимое им кольцо.
— Лучше бы их сразу взять, — тихо сказал Матиас в такт моим мыслям. — Но как бы они его сиятельство не утопили. Да всё одно деваться им некуда.
Я кивнул. Вдали снова замигал огонек, складывая вспышки в азбуку Морзе.
— З-а-п-у-с-к-а-й-т-е, — по буквам прочитал Михаил. — Это вам! Ну, с богом!
— Царствие вам небесное, — добавил моряк.
Матиас сплюнул через левое плечо. Михаил рванул рычаг, отпуская все канаты разом. Шар вздрогнул и взмыл в небеса. Одним рывком мы подскочили метров на сто, а потом поплыли вперед. Внизу плескались волны.
— Господи боже мой, — прошептал Матиас. — На тебя уповаем.
Я больше уповал на техническое мастерство Михаила. К военным у меня в этом отношении доверия не было.
Буквально неделю назад под Петербургом разбился воздушный шар. Он тоже числился военным имуществом, но первый же его настоящий полет обернулся трагедией. Шар упал в Финский залив. Воздухоплаватели погибли, а выловленное из воды имущество военное ведомство презентовало нашему клубу аэронавтов. Всё лучше, чем выбросить. Однако в данном случае лучше бы они его выбросили. Пять бесстрашных аэронавтов, рассудив, что снаряд дважды в одну воронку не прилетает, вознамерились повторить полет. Парадоксально, но шар снова упал.
Я был свидетелем этому, и потому сейчас очень внимательно наблюдал за нашим средством передвижения. Эх, лучше бы со мной был Пётр.
— Смотрите! Вон они! — прошептал Матиас.
По водной глади стремительно двигались три силуэта. Мы с Матиасом, не сговариваясь, бросились к фонарям. Шторки открывались поворотом рычажка. Мы нашаривали их, не отрывая взгляда от русалок. Красавицы проплывали прямо под нами.
— Давай, — прошептал я.
Четыре луча света упали вниз, выхватив из сумрака голые спины русалок. Вдали, усиленные рупорами, загремели команды. Весь берег озарился огнями бесчисленных факелов и фонарей. С моря ударил прожектор, прочертив блистающую дорожку от миноносца до морских красавиц. Те даже не думали прятаться. Перевернувшись на спину, они с любопытством разглядывали проплывавший над ними воздушный шар. Заметив меня, девушки замахали руками, а блондинка послала мне воздушный поцелуй.
— Именем закона, сдавайтесь! — крикнул я.
Блондинка раскинула руки в объятиях. Из воды появился хвост и поманил меня. Русалки смеялись. Ветер тем временем уносил наш шар прочь от них. Красавицы махали нам вслед руками и хвостами, а потом по очереди грациозно потянулись, до пояса показавшись из воды, и исчезли под водой. Одна, другая, третья… Так же синхронно взметнулись на прощание хвосты. Я, в последний момент вспомнив про бинокль, успел разглядеть уходящие прямо вниз силуэты.
Миноносец опоздал буквально на какую-то минуту. Фонари и прожекторы заливали светом залив, но по его поверхности пробегали только волны. С корабля спустили шлюпки. Как я узнал позднее, матросы с фонарями целый час прочёсывали волны без всякого результата. На корабле двое водолазов в полном облачении ждали только приказа, да так и не дождались. По-моему, и правильно. Они бы и днём не угнались за шустрыми русалками, а в ночной мгле только сами бы потерялись.
В РЕВЕЛЬ Я вернулся ранним утром. Моряки получили свой шар обратно, и не скажу, чтобы сильно этому обрадовались. Похоже, они уже начали думать, что сбагрили эту хреновину с плеч долой. Пока мы сочиняли отчет, я разговорился с их офицером и узнал, что база Балтийского флота в Ревеле существует большей частью только на бумаге. Построена лишь административная часть — правда, современная, даже радиотелеграф есть — да вот это летающее чудо вместо обещанного аэростата.
— Радиотелеграф, говорите? — переспросил я, ставя размашистую подпись под актом сдачи. — А с Кронштадтом есть связь?
— Конечно, — кивнул офицер, так нехотя рисуя свою подпись на бумаге, будто бы акт капитуляции подписывал.
Я призадумался. Сейчас нам определенно не помешала бы консультация специалиста по всяким легендам и сказаниям. Лучшим знатоком, из тех, кого я знал, был доктор Азенберг Клаус Францевич. Он жил в Кронштадте. Междугородний телеграф — штука не из дешевых, и раз уж у здешнего полицмейстера такие связи с военными, грех ими не воспользоваться.
С этой мыслью я обратился к инспектору. Тот, никак не комментируя ее, переадресовал полицмейстеру, и спустя всего пять минут я стал обладателем записки «от самого Льва Григорьевича» с просьбой посодействовать.
Моряки с готовностью пошли мне навстречу, и это путешествие было долгим. Записку у меня принял молодой лейтенант. Куда-то позвонив, он сказал, что нет проблем и я могу идти с ней к его руководству в соседнее здание. Руководство тоже не видело проблем, чтобы послать меня в порт к усатому капитану, который радушно встретил меня и отправил обратно в администрацию к хмурому мичману.
