— Ага, — молодой человек кивнул и отступил в сторону. — Проходите. Он предупреждал, что полиция придёт. Вытирайте ноги, пожалуйста.
Пока я их вытирал, молодой человек выглянул на лестницу. Там никого не было. Молодой человек старательно запер дверь и проводил меня в гостиную. Купец в домашнем халате полулежал на диване. Рядом в кресле куталась в пуховой платок уже не молодая, но всё еще миловидная женщина. Взгляд ее был печален.
Барсуков на правах хозяина представил мне остальных. Женщина была его супругой. Звали ее Зинаида Генриховна. Молодой человек и впрямь оказался приказчиком.
— Степан Васильев, — представил его Барсуков.
На отчество он не расщедрился. Зинаида Генриховна предложила мне чаю. Я отказался. Настаивать она не стала. Мне предложили, стул и, окончательно покончив таким образом с формальностями, мы сразу перешли к делу.
— Позвольте спросить, как там ваше расследование? — с ходу поинтересовался Барсуков.
— Движется, — заверил я его. — У нас уже есть первый подозреваемый.
— Так чего ему не быть-то? — негромко проворчал Барсуков. — Я вам сам его назвал, ежели что.
— Покойный Карл Фаддей Нагель, — сказал я.
— Он самый, — отозвался Барсуков.
— С ним, знаете ли, у меня сомнение вышло, — вздохнул я. — Допустим, он действительно восстал из мертвых и задумал вас ограбить. Допустим также, что основной его целью были эти часы.
— Так оно и было, — уверенно заявил Барсуков. — Вам и доктор говорил, что тот с часами играться в гробу будет.
— Это верно, — я кивнул. — Но скажите, зачем ему в гробу еще и кошелек?
Этим вопросом я озадачил вообще всех. Зинаида Генриховна нахмурилась. Приказчик озадаченно хмыкнул, а когда я взглянул на него, пробормотал:
— Так, это… Не знаю, может, просто деньги нужны?
— Дурак ты, — без обиняков сказал ему Барсуков. — Зачем мертвому деньги?
— Вот и я всё думаю: зачем? — произнес я. — Разве что расплатиться с живым подельником.
— Подельником? — переспросил Барсуков. — Их что, двое было?
— Вполне возможно, — ответил я. — Скажите, прозвище Гвоздь вам ни о чем не говорит?
Барсуков помотал головой, а супруга его прошептала:
— Фамилия дедушки была Нагель.
— При чём тут это? — несколько раздраженно бросил ей Барсуков, широко всплеснув руками.
— Нагель по-немецки — гвоздь, — чуть громче спокойно ответила Зинаида Генриховна.
— Ёшкин кот, — прошептал я и уже громче спросил: — А как он выглядел при жизни?
К сожалению, Зинаида Генриховна оказалась не мастером словесного портрета. Тогда я описал им Мишкиного знакомого в человеческом обличии. Приказчик нахмурился, но когда я прямо взглянул на него, он мотнул головой и сказал:
— Не, не припомню такого. Может, и встречал кого похожего, но назвать не берусь.
— Ясно, — я повернулся к чете Барсуковых. — А вы что скажете?
— Он это, — прошептала Зинаида Генриховна. — Точно он.
Под «ним» она очевидно понимала своего покойного деда, но, прежде чем я успел это уточнить, вмешался Барсуков. Изобразив щелканье пальцами сразу на обеих руках — на обеих щелкнуть не получилось — он громко заявил:
— Да что ты несешь?! Это курьер почтовый, Тимофеев. Наш земляк. Вместе же с ним из Петербурга на санях ехали.
— Вы уверены? — спросил я.
Барсуков заверил меня, что точно он, и тотчас спросил:
— Это что ж, он меня обобрал?
— Не будем спешить с выводами, — сказал я. — Пока что подозрения на него только косвенные.
— Это как? — не понял Барсуков.
— Сейчас объясню, — сказал я. — У вас в кошельке было пятьдесят рублей. Этот Гвоздь нанял местного любителя животных присматривать за псом, который очень похож по описанию на вашего оборотня, и заплатил ему, представьте себе, аккурат пятьдесят рублей. Пять червонцев. Правда, без кошелька.
Я вытащил из кармана свернутые в трубочку червонцы.
— Не, это не моё, — открестился Барсуков и руками изобразил всю бездну своего сожаления по этому поводу.
— Вы ведь даже не посмотрели толком, — сказал я.
— Так а на что смотреть? — отозвался он. — Вы же сказали: пять червонцев, а у меня ни одного червонца не было. У меня было так, — он сложил ладони вместе и развел их в стороны, как бы открывая книжку. — Одна банкнота в двадцать пять рублей. Она лежала в отдельном кармашке. Степан старинный сервиз присмотрел, который отдают за эту сумму, я собирался завтра пойти его смотреть. Кроме него у меня было четыре банкноты по пять рублей и остальное по одному рублю. Вот так у меня было.
— Интересно, — протянул я, одновременно убирая деньги обратно.
Такого поворота я не ожидал. Даже поверив Мишке, я до последнего считал, что деньги-то — те самые. А если нет, то действительно, зачем понадобились пятьдесят рублей мертвецу?
— Хорошо, давайте пока вернемся к часам, — предложил я.
— Ага, они так-то поценнее будут, — тотчас поддержал меня приказчик.
— Это был бабушкин подарок деду, — тихо сказала Зинаида Генриховна. — Он очень им дорожил и просил положить с ним в гроб, но вот супруг мой заартачился.
Последнее слово прозвучало с такой долей осуждения, что если бы это Марьяна говорила Мишке, тот бы уже на полу без чувств лежал.
— Живым нужнее, — хмуро бросил в ответ Барсуков.
— Как будто, дорогой мой, у тебя своих часов не было, — недовольным тоном произнесла Зинаида Генриховна. — Всё жадность твоя. Как же, антиквариат за пять тысяч в землю зарыть!
— Только не начинай снова, — попросил Барсуков, из чего я сделал вывод, что подобные разговоры им не впервой.
А еще — что у Зинаиды Генриховны был свой интерес отобрать у мужа часы. Я громко откашлялся, привлекая их внимание, и сказал:
— Будет лучше, если вы действительно отложите этот разговор до другого раза. Что сделано — то сделано. Давайте лучше сосредоточимся на дне сегодняшнем.
— Да уж, — сразу согласился со мной Барсуков. — Если он действительно стал упырём, как доктор говорил, нам всем будет спокойнее, если вы поймаете его до темноты.
Зинаида Генриховна бросила на него укоряющий взгляд. Приказчик выглянул в окно и спокойно сообщил, что вообще-то уже темнеет.
— Думаю, на этот счет вы можете быть совершенно спокойны, — заверил я его. — Этот оборотень, кем бы он ни был, уже получил, что хотел, и вряд ли вас побеспокоит снова. По крайней мере, пока мы не найдем его и не отберем у него часы.
— А потом он опять придёт, — громко прошептал себе под нос приказчик.
— А, может быть, лучше оставить всё как есть? — предложила Зинаида Генриховна. — Что вы на это скажете, господин полицейский?
