Алена уже два года закрывала шею шарфиками, шарфиков у нее было не меньше сотни, а Смирнов все читал и читал статьи о новых методах лечения ожоговых ран.
– Здесь написано про раннюю некрэктомию с последующей аутодермопластикой, – через плечо, не поворачиваясь к жене, сказал Смирнов.
Ольга Алексеевна промолчала. Зачем ему читать статью про аутодермопластику, ведь Алене уже сделали операцию?.. Это было нелепо, вообще читать медицинскую литературу было нелепо! Но он все читал и читал. А раз в месяц ровно в 8:30, перед утренней конференцией, звонил в ожоговое отделение НИИ скорой помощи лечившему Алену профессору Миронову. Она и не знала, что ее муж может так робко запинаться: «Михаил Ильич, извините за беспокойство, это опять Смирнов… Вы не слышали о новых методах трансплантации тканевых структур?.. Да, понимаю, извините. Можно еще вопрос – насчет новых лечебных препаратов, способствующих росту клеток кожи? …Понял, простите… Но если вдруг что-нибудь, какая-то новая технология для келоидов или лекарство… вы ведь вспомните о нас?..»
– Спокойной ночи, – ясным голосом произнесла Ольга Алексеевна, погладила мужа по плечу. – Ты знаешь, я теперь не жалею, что мы взяли Нину… У девочек уже своя жизнь, а она остается с нами…
– Ты спи, я сейчас, еще про одно лекарство прочитаю, ты спи… – рассеянно отозвался Смирнов. – Ты про кого, про Нину? Да, она нормальная оказалась…
Смирновы не знали, что именно появление этой облагодетельствованной ими девочки повлекло за собой несчастье с Аленой… А если бы знали? Смогли бы они благожелательно смотреть на сиротку, чувствовать удовлетворение от мысли, что, презрев дурную наследственность и страшную угрозу положению Андрея Петровича, сделали хорошее, благородное дело? И вот еще вопрос: а если бы не смогли?..
– Что ты сказала, Олюшонок, у девочек уже своя жизнь? Как это – своя жизнь?! – вдруг беспокойно вскинулся Андрей Петрович. – Ты это… смотри… Алена особенно… она не должна… то есть она должна…
Ольга Алексеевна вздохнула. …Андрей Петрович постоянно, ежесекундно боялся, что с Аленой что-то случится. …Конечно, когда домой приходит совершенно черная, обожженная дочь, солнышко, птенчик, – забоишься. Дом сотрясала его любовь к Алене. Он хотел все о ней знать, даже пытался общаться с ней на сугубо «женские темы». Почему распустила волосы, почему завязала хвостик, почему надела джинсы, девочка должна носить красивые платья, может быть, у нее недостаточно платьев?.. Почему у нее такой усталый вид, почему такой веселый вид, не плохо ли ей и не слишком ли хорошо, что тоже подозрительно. Если бы он мог, он создал бы в доме специальные правила для Алены – всем с посторонними не общаться, а ей смотреть на улице в землю, всем одеваться скромно, а ей в платья до полу… Ольга Алексеевна про себя называла это – помешался на Алене. Аришу Андрей Петрович считал робкой и, соответственно, более сохранной.
Ольга Алексеевна не поленилась порыться в чудом завалявшемся в институтской библиотеке старом, 1968 года, учебнике по психиатрии, – ей казалось, что его состояние граничит с болезнью, так, может быть, существуют какие-нибудь таблетки? Как аспирин от головной боли?.. И она действительно нашла названия недугов, подходящих по описанию к его симптомам: невроз навязчивых состояний, обсессивно-компульсивное расстройство. Но это были только лишь названия, никакие доступные способы лечения не были описаны. Ольга Алексеевна понимала, что к обсессивно-компульсивному расстройству присоединился комплекс вины – не уберег. Но от понятности происходящего не становилось легче. …Алена должна, Алена не должна, не, не… Если бы он мог, он посадил бы ее в банку и любовался через стекло.
– Алена должна, ну, ты сама знаешь, что…
Но Смирнов и сам не знал, Алена – что? Хорошо учиться, любить свою родину и хранить чистоту до брака?
Взрослые и дети Смирновы засыпают, читают, болтают. Все безумно друг друга любят, с Ниной только отдельная история. Ольга Алексеевна, балуя себя, читает материалы съезда победителей, Алена читает самую страшную антисоветчину – «Архипелаг ГУЛАГ», прочитала страницу и, раззевавшись, закрыла, спрятала в тайное место под батареей, – смешная Алена, как будто не у всех людей тайное место под батареей. Ариша тоже читает, но не дома, спустилась на первый этаж и читает старой барыне на вате через жопу ридикюль «программу телевизионных передач», отмечая по ее указанию крупными галочками фильмы и концерты. Андрей Петрович, читая про лечение келоидов, принял решение – не прятать голову под крыло, но совету Олюшонка не следовать, разработку ОБХСС взять, директора райторга не сдавать. А Нина уже спит, ей снятся «свойства серной кислоты». 4Zn + 5H2SO4 = 4ZnSO4 + H2S + 4H2O. Спокойной ночи.
Дневник Тани
29 ноября
Двадцать девятое ноября – Главное Событие моей жизни!
Главное Событие моей жизни произошло на почте на Загородном. Почтовая девушка запечатала бандероль, надписала адрес: «Москва… редакция журнала «Юность», и… и все.
Я упросила почтовую девушку распечатать бандероль и исправила название. И перечитала начало.
Окончательное название рассказа «Моя мама китаец».
Начало рассказа, последний, 23-й вариант:
О своем уме я слышу всю жизнь.
– Это не твоего ума дело… – от папы.
– Я думала, ты умный ребенок, стихи читаешь, отец профессор в шляпе, а ты… – от воспитательницы в детском саду.
– Ты умная, как тряпка полоумная, – от девчонок во дворе.
Глупым легче живется. Чем человек умней, тем он одиночей.
А вдруг тот, кто будет читать рассказ (редактор, это сладкое слово «редактор»), не поймет, что я написала «одиночей», а не «более одинок» не от неграмотности, что это специальный прием? А название? Название хорошее или противоречит дружбе народов?
К нам домой приводили главу Франкфуртского математического общества. Он приехал на симпозиум и захотел посмотреть, как живут советские ученые. Папе нельзя общаться с иностранцами наедине, поэтому вместе с немцем и переводчиком пришли два сотрудника КГБ с пистолетами. Это я, конечно, шучу, из оружия у них были только уши, чтобы папа не сказал чего-нибудь лишнего.
Сотрудники КГБ пришли заранее, принесли пакет с продуктами: колбаса, ветчина, банка икры, апельсины, чтобы мы могли красиво принять немецкого гостя. А перед самым приходом немецкого профессора кто-то сделал лужу в подъезде, у лифта. Мама сказала: «Надо вытереть». Папа сказал: «Пусть КГБ моет». Мама сказала, что не допустит позора перед немцем, что у нас профессора живут в лужах, надела резиновые перчатки и чуть не плакала, но вымыла.
Немецкий профессор говорил, что через двадцать лет в математике и в музыке будут главенствовать китайцы. Потому что западное воспитание проигрывает китайскому. Основной принцип китайского воспитания: со стороны родителей – строгость, со стороны детей – послушание и принятие всего происходящего со смирением. Пока западные дети сидят у телевизора, китайские занимаются математикой и играют на скрипке.
