Алена подпрыгивала в нетерпении, возмущенно глядела на билетершу, пыталась пробиться в начало очереди, кого-то толкнула, кто-то толкнул ее. Какая-то девочка в очереди назвала ее «нахалкой», Алена немедленно отозвалась «сама нахалка»… Вмешалась девочкина мама, возник скандальчик, и билетерша наконец-то обратила на Алену внимание. Сказала: «Подожди, ты здесь не одна».
…Прозвенел третий звонок. Алена, оставшаяся у контроля одна, яростно блестя глазами, протянула свою контрамарку.
– Ишь ты, думаешь, тебе все можно, – ворчливо сказала билетерша, поборница социальной справедливости. И, внимательно глядя на раскрасневшуюся от злости и смущения девочку, вдруг спросила: – А маму твою не Оля зовут? У ней тоже волос такой светлый, а брови темные. Я как увидела, что ты скандалишь, так прямо ее и вспомнила, Оля-то тоже была с характером. Две сестры на нашей лестничной клетке жили, Оля с характером, а другая…
– Вы ошиблись, я побежала, третий звонок уже был! – быстро проговорила Алена.
– Ну, беги. Вход в зал после третьего звонка направо…
Алена ринулась направо и вдруг резко остановилась:
– А вы… Вы помните, как зовут… другую сестру?
– Да что-то из головы вон. Сестра-то Олина, она уехала. А что она так быстро уехала, сестра-то Олина?.. Не попрощалась даже. Как ее звали, не помню. Оля и Маша? Не-а, не помню. Сестра-то с ребеночком уехала, а Оля осталась с двойней, мы еще друг дружке, если что, и соль, и сахар, и яйца… А я до сих пор на Гагарина живу… Ну, давай я тебя в зал-то проведу, а то уже музыка играет.
– Спасибо, я сама, – равнодушно отозвалась Алена.
Спектакль задержали на несколько минут. Алена успела пробраться в пятый ряд, – контрамарка была заботливо выписана на десятое место, рядом с их постоянными местами. Она сидела, не сводя взгляда со сцены, смеялась громче всех, любовалась Трубадуром и Ослом – Осел понравился ей больше Трубадура, а Принцесса не понравилась вовсе, и вдруг, вспоминая о дуре-билетерше, с нетерпением посматривала на сидящих рядом Аришу и Нину. В антракте она расскажет им, как обозналась дура-билетерша.
Девочки встали в очередь за лимонадом. Алена уже открыла рот, чтобы сказать: «Представляете, вот дура, мало ли на свете Оль с темными бровями и светлыми волосами?.. И сестру еще какую-то придумала», но, очевидно, какой-то червячок сомнения у нее все-таки был, и сейчас этот червячок словно укусил ее, – сказала: «Мне два стакана лимонада и конфету, я в туалет». Вышла из буфета, разыскала билетершу.
– Вспомнила, как сестру звали – Катька. …Так это ты, что ли, Олина доча из двойни? …Оля-то сама худенькая, а у нее здрассь-пожалуста, двойня!
– Вы ошиблись, мою маму зовут Марина, – сказала Алена и быстро смешалась с толпой.
После спектакля все еще проделывали весь ритуал – туфли на сапоги, туфли в мешки, а девочки уже шли по Владимирскому.
Они шли домой медленно, Нина с Аришей обсуждали спектакль.
– Настоящие трубадуры, наверное, выглядели как Боярский, – сказала Нина.
– Он очень красивый, – сказала Ариша, дернула Алену за рукав куртки: – А ты что молчишь, Алена? Тебе Боярский нравится?
Алена нетерпеливо отмахнулась – неужели вам не о чем больше говорить?!
– Может, у тебя температура поднимается?.. Давай я потрогаю, – предложила Нина. Прикоснулась рукой к Алениному лбу, озабоченно сказала: – У тебя повышенная температура, до 37,5 может быть. Обопрись на меня.
…Родители их обманули?.. Нет, нет, НЕТ! Пусик никогда не лжет! Мусик никогда не обманывает, не хитрит даже в мелочах! Они ХОРОШИЕ люди.
– Алена?.. Ты о чем думаешь, Алена? – приставала Ариша.
– Я думаю… Нина, а где ты родилась?.. – небрежно спросила Алена.
Нина ответила не сразу.
– Не знаю точно, где-то в Москве… а что?
– А вот что. Девочки, я сейчас вам скажу кое-что интересное, – начала Алена и вдруг поймала Нинин напряженный взгляд.
У Алены бывали моменты озарения, когда она вдруг – на долю секунды – понимала, что чувствует другой человек. Большую часть времени Алена была так активна, что ей было не до таких подробностей, как другие люди, но иногда, вдруг, на долю секунды…
И сейчас она увидела так ясно, будто на Нине было написано большими светящимися буквами «пожалуйста, не трогай меня». Она обещала о ней заботиться. Нельзя сейчас ничего говорить. Нина будет переживать: кто она им, сестра, не сестра?.. А что, если билетерша перепутала и все это чушь? Сначала она сама узнает правду.
Голова у Алены не болела, температуры не было, но возбуждение было на все 39 градусов – неужели она столкнулась с НАСТОЯЩЕЙ ТАЙНОЙ?!
– Алена, ну что ты хотела сказать, что? – подпрыгивала рядом Ариша, и вслед за ней неуверенно подпрыгнула Нина и повторила за Аришей «ну что, что?».
Алена еще раз посмотрела на Аришу – налево, и направо – на Нину, и ей показалось, что два профиля, Аришин и Нинин, имеют неоспоримое сходство. Одинаковая форма губ, одинаково очерченные брови, как она раньше не замечала? Неужели и правда – у мамы была родная сестра? И что же… мама отказалась от родной сестры потому, что она алкоголичка?
Разве она могла бы когда-нибудь отказаться от Ариши? Даже если бы Ариша убила человека или начала пить?.. Алена покосилась на нежный Аришин профиль, светлые кудри в снежинках и улыбнулась: Ариша-алкоголичка – это смешно.
– Я… – заговорщицки прошептала Алена, – я собираюсь выпросить у папы джинсы, настоящие американские джинсы для нас троих. Ну что?.. Ура?
– Ура! – восторженно подтвердила Ариша. – Levis? Или Lee?
– Мне не надо, – привычно сказала Нина.
Спустя час из окна кабинета первого секретаря Петроградского райкома на весь двор Толстовского дома несся рев – «джи-инсы!».
В Толстовском доме нельзя громко скандалить. Между стенами слышимость очень плохая, ни телевизор, ни громкая музыка, ни крики, ничего не слышно. А вот во дворе слышимость очень хорошая – если в квартире кричат, во дворе слышно все, будто скандал рядом. Это знают все, кто давно живет в Толстовском доме, помнят об этом, скандалят тихо или, начиная скандал, прикрывают окна.
– Что грустная, пупсинька? – бодро спросил Андрей Петрович, обнаружив печальную Алену на диване в своем кабинете. – Почему сегодня меня не встречала? Заболела? Или чего-то хочешь выпросить? Говори, я сегодня добрый.
– Джинсы, сто сорок рублей, – нежно прошептала Алена.
– Дороговато… Сходите лучше с мамой в Гостиный, посмотрите, что новенького в нашем отделе… – благодушно ответил Андрей Петрович.
– Джинсы Levis для меня, для Ариши и для Нины, – уточнила Алена. – Сто сорок рублей пара, ну пу-усик… на день рождения…
– Джи-инсы?! – взревел пусик и объяснил вбежавшей на крик Ольге Алексеевне: – Джинсы, понимаешь!.. Сто сорок рублей, понимаешь…
