Видео, разумеется, подправили, чтобы несчастного наркошу невозможно было опознать по лицу. И все же Гуров до последнего был против такой затеи. Выкладывать в сеть материалы полицейского отчета – верх безрассудства, считал он. Тем более без одобрения начальства. Что, если генерал Орлов узнает про самовольство заигравшейся троицы? Что, если кто-то, сидящий повыше Орлова, увидит этот ролик в сети?
Кое-как Жаворонков успокоил Гурова, сообщив, что видео мог выложить любой прохожий, ведь дело происходило в утренние часы, когда большая часть населения Москвы спешит на работу. Для большей убедительности он отыскал в сети пару десятков подобных роликов, предъявил их Гурову, и только тогда тот смирился с происходящим. Тем более что использование видео из материалов дела могло помочь поймать реального преступника. Как говорится, из двух зол выбирают меньшее.
Как только начали поступать комментарии на предложенные Верой Аскеровой темы, Жаворонков занялся их сортировкой. Все предложения и комментарии, которые, по его мнению, не представляли интереса для дела, он помечал красным значком. Напротив тех, которые могли бы развиться в нечто большее и привести к Деятелю, ставил желтый знак. Ну а если вдруг ему переписка казалась перспективной, он отмечал ее зеленым ярлычком и тут же спешил ответить, стараясь не забывать, что пишет от имени молодой привлекательной девушки.
Ввиду несанкционированного использования некоторых материалов с докладом генералу решено было повременить. Вот получат реальный результат, тогда и доложат. А пока капитан Жаворонков трудился в поте лица, а Гуров и Крячко пристально за этим процессом наблюдали.
Результат прорисовался только через двое суток. Один из членов клуба начал настойчиво проситься в друзья к Вере Аскеровой. Так настойчиво, что игнорировать его призывы становилось как-то неловко. Зарегистрировался гость-друг под именем Василия Елохова, возраст поставил тридцать пять лет, но фото не выложил. Вместо фото вложил снимок Великого Инквизитора из одноименного фильма.
Жаворонков, под бдительным оком полковников, проверил личную страничку Елохова. Записи на страничке привлекли внимание. Во-первых, все шесть тем, связанных с текущими делами под кодовым названием «Дело Деятеля» и предложенных в обсуждении, Елохов комментировал с положительной стороны. Не то чтобы он пропагандировал отправлять своих жен в контейнерах на все четыре стороны или замуровывать людей в стены, но замечал, что рациональное зерно в каждом из этих поступков все же имеется. Решено было включить Елохова в число друзей Аскеровой.
Как только тот получил добро на личное общение, он тут же отправил Вере сообщение следующего содержания: «Красота смерти познается на собственном опыте. Согласны?» Жаворонков от лица Веры ответил что-то в духе людей с суицидальными наклонностями, и Елохова буквально понесло. За час – сто тридцать два сообщения в личку. И все про смерть и красоту самоубийства.
Гуров решил попытать счастья и пробить Елохова по базе МВД. Каково было его удивление, когда среди москвичей он отыскал бывшего сидельца Василия Елохова, которому по метрике как раз сравнялось тридцать пять. Сравнив снимок из дела с фотороботом, все трое признали, что спустя пятнадцать лет, а именно столько времени прошло с момента отсидки Елохова, внешность его вполне могла претерпеть изменения. Сидел он двадцатилетним парнишкой, сейчас же приближался к своему сорокалетию. Плечи шире, волосы длиннее, нос подходящий, да и рост тоже. А насчет аристократической внешности и интеллигентной манеры общения – так повзрослел, приосанился, речь подтянул, вот вам и аристократ. Почему нет?
– Елохова надо брать, Лева. Тепленьким и безоружным, – твердил Стас. – Пусть Валера продолжает держать его перепиской, а мы собираем группу и к нему на хату. Уверен, доказательств там хватит.
– Не можем мы вот так, с бухты-барахты, людей задерживать, – возражал Гуров. – То, что они пишут в социальных сетях, доказательством не является.
– А отсидка, Лева, про отсидку ты забыл? За что сидел Елохов? За то, что мать свою в чулане запер и она там померла, – горячился Крячко. – Чем тебе не Деятель?
– Мать запер по пьяни. Убивать ее он не хотел. У той сердце не выдержало, и отнюдь не от испуга. Сама до синевы пропилась вся. Он ее и запер затем, чтобы мать из дома последнее не пропила. Так в отчете написано. – Гуров читал материалы дела вслух, чтобы всем присутствующим слышно было. – А парень про нее просто забыл, вот она три дня в чулане и пролежала. Мертвая, заметьте. Померла она от сердечного приступа буквально через час после того, как в чулан попала. Парню просто адвокат никчемный попался, он и не собирался защищать его интересы.
– Да какие интересы, Лева! Тут ведь все совершенно прозрачно. Надоела парню мать, он ее и загубил. Потом отсидел, вышел, а старые привычки остались. И давай он девчонок почем зря к жестокой смерти приговаривать. Что там у него в мозгу заклинило, не знаю. Злоба на мать, а может, во вкус вошел. Об этом лучше штатного психолога потом спросишь. А сейчас надо думать о том, как побыстрее на Елохова выйти.
Часа два Лев сопротивлялся, и все это время Крячко один за другим выдвигал все новые и новые аргументы. Последней каплей, пробившей брешь в обороне Гурова, стало напоминание о третьей жертве, Раисе Уделяниной. Ее смерть и смерть ее нерожденного младенца выделялись своей жестокостью из всех совершенных Деятелем актов. Обречь беременную женщину и ее еще не родившегося ребенка на подобные страдания – верх цинизма. До чего еще дойдет извращенная фантазия Деятеля, если его вовремя не остановить? Какие муки и страдания заставит вытерпеть глупых влюбленных девочек? И сколько их уйдет из жизни, прежде чем Деятель по-настоящему проколется? Уж лучше сейчас ошибиться и взять не того, чем, упустив возможность, быть ответственным за новую смерть.
Против такого аргумента Гуров устоять не смог, согласился на план Крячко, но с условием, что брать Елохова они будут своими силами. Возьмут, а там уж разбираться будут, стоит ли Орлову докладывать. Крячко так обрадовался, что даже не подумал возражать. Схватил пиджак, достал из сейфа пистолет, сунул в кобуру и первым вылетел из кабинета. Адрес Елохова взяли из личного дела. Жил тот в черте МКАДа, район довольно приличный, дом многоэтажный, квартира отдельная. Доехали быстро, оставили машину прямо у подъезда, поднялись на шестой этаж.
На лестничной площадке в подъезде Елохова было всего по две квартиры. Гуров решил перестраховаться, позвонил в квартиру соседей. На звонок вышла женщина в возрасте. Лев сунул ей под нос удостоверение и потащил обратно в квартиру, а Стас, придержав дверь, нарочито громко, так, чтобы было слышно соседу, забасил:
– Ну, здорово, кума! Не ждала? Вижу, вижу, не ждала. А мы с Коляном решили сюрприз тебе устроить! Как в песне: «Самолет летит, колеса стерлися. Мы не ждали вас, а вы приперлися!» – и, загоготав во все горло, прошел в прихожую, захлопнул за собой дверь.
– Простите, гражданочка, следственная необходимость, – вполголоса извинился Лев. – Полковник Гуров, Московский уголовный розыск. Представьтесь, пожалуйста.
Женщина с минуту таращилась на него, как на привидение, потом открыла рот, чтобы закричать, но он ее реакцию предвидел и, не совсем вежливо зажав ей рот рукой, подтолкнул к дверям кухни, стараясь увести подальше от входной двери.
