Почему Раиса не кричала, когда крысы на нее бросаться начали, вот это вопрос. В отчете патологоанатома сказано, что большинство травм девушка получила уже после смерти, а сама смерть наступила в результате инфаркта. Попросту говоря, умерла Раечка не от болевого шока, не от потери крови, а от разрыва сердца. Так сильно испугалась, что оно буквально не выдержало и разорвалось. Гуров специально статистику смотрел, не так уж редко это происходит, как может показаться на первый взгляд.
– Домой Раечку в закрытом гробу привезли, вы об этом знали? – продолжала Елена. – Открывали только для самых близких, тетя Фая, мама Раечки, так захотела. Когда я пришла, она одна у гроба сидела. У открытого. Поздно уже совсем было, тетя Фая никого не ждала. Я сразу уйти хотела, чтобы не мешать ей с дочерью проститься, но она настояла, чтобы я осталась. Я и осталась. До утра у гроба на табуретке просидела, потом народ приходить начал, крышку закрыли. Только для меня это ничего не изменило. Ее лицо потом долго у меня перед глазами стояло. Закрою глаза, и сразу картина всплывает. Нет, даже не всплывает, а как будто она все время здесь, на веках отпечаталась. Ее лицо… Оно же все в шрамах было… Кожи почти не осталось. Кровоподтеки, шишки и дыры… понимаете? В щеках дыры, в носу дыры, в веках дыры… – Голос Елены сорвался, она судорожно глотнула, пытаясь сдержать слезы. – В морге пытались исправить, да только дыры, как ни старайся, кремом не замажешь. Тетя Фая так и сказала: не было бы дырок, так Раюшино лицо как новеньким сделали бы, мне доктор объяснил. Хотели воском заполнить, тетя Фая отказалась. Не нужно Раюше восковое лицо, сказала. Потом все у гроба сидела, пальчиками дырочки обводила. Одну обведет, закроет на секунду, к другой переходит. А их столько, что до утра все не перегладишь. Как ситечко для чая, так было много дырочек. А она все гладила и гладила, гладила и гладила, гладила и…
Как ни старалась Елена сдержаться, слезы сами собой полились по щекам долгим потоком. Вытирать их девушка и не пыталась, просто сидела и ждала, когда поток иссякнет. Гуров отвел глаза, чтобы не смущать девушку. Крячко выждал с минуту, после чего соскочил с подоконника, на котором устроился в самом начале разговора, дошел до стола, где стоял графин с водой, наполнил стакан, вернулся, бросил красноречивый взгляд на Гурова. Тот намек понял, достал коробку с салфетками, перебросил напарнику.
– Ну, все, хватит сырость разводить, – ласково проговорил Стас, промокнул салфеткой щеки Елены, после чего вложил ей в руку стакан с водой: – Вот, попейте, а то вся жидкость наружу вышла.
Елена сделала два больших глотка, вернула стакан Крячко и благодарно улыбнулась.
– Так-то лучше, – одобрительно кивнул Стас. – А теперь мы забудем о том, что видели, и вспомним все, что касается возлюбленного Раисы. О том, что может расстроить, больше не вспоминаем. Идет?
– Идет, – снова улыбнулась Елена.
– Так что вам известно про жениха Раисы? Ни имя, ни место работы, ни профессия, даже возраст его, как я понимаю, вам неизвестны. Когда вы сегодня пришли, то сказали, что хотите рассказать про жениха, так?
– Так. Только я уже все рассказала, – слегка растерялась Елена.
– Факт его наличия вы подтвердили, это верно. Я же рассчитывал на нечто более конкретное, – пояснил Гуров.
– Я так и знала, что толку от моего признания не будет, потому и молчала. А что говорить, если ничего не изменится? Ну, узнали вы, что у Раечки кто-то был, и что с того? Может, он вообще никакого отношения к ее смерти не имеет? Может, они поссорились, и все. Такое бывает, в конце концов, они друг другу клятвы не давали, ведь так?
– Это вы мне скажите, – подался вперед Лев. – Ваша подруга и ее жених собирались пожениться? Планировали прожить всю жизнь вместе? Хотели иметь детей?
– Я не знаю. – Под напором вопросов Елена вконец растерялась. – Не могу вспомнить, что она мне в тот последний день рассказывала. А ведь говорила много. И про ненаглядного своего говорила. Черт, ну почему я ничего не помню?!
– Вы все помните, – уверенно заявил Крячко, – просто ваш мозг не желает выдавать вам эту информацию. Он ее заблокировал вместе с воспоминаниями о ссоре с подругой. Вы ведь в тот день снова ссорились, верно?
– Когда в последний раз разговаривали? Ссорились. Наверное. – Елена задумалась. – Ругаться не ругались, но и душевной нашу встречу я бы не назвала. Не было в ней теплоты. Ни с моей стороны, ни с Раечкиной. Она тогда только о нем и могла думать. Какой он хороший, какой нежный и романтичный. Как чудесно обнимать его крепкое мускулистое тело и какой крохотной она чувствует себя рядом с таким видным мужчиной. И глаза-то у него синее неба, и профиль греческий, и вообще вид аристократический, точно из ее книжек любимых.
– Ну вот, а говорите, ничего не помните. Интеллигентный человек – это уже конкретная информация, – обрадовался Стас и выложил перед Еленой фоторобот Деятеля. – Посмотрите, похож он на Раечкиного жениха?
– Так я же его ни разу не видела, – напомнила Елена.
– А вы все равно взгляните. Подруга ведь описывала вам его, верно? И про глаза говорила, и про плечи, и про всякое другое. Воображение подключите и подумайте, мог бы жених Раечки выглядеть так или есть принципиальные различия?
– Нет, так я опознать его не смогу, – противилась Елена. – Я сейчас что-то себе навоображаю, а какой-то невинный человек пострадает.
– С чего ему страдать? – не понял Гуров.
– Да с того, что запишете в своих бумажках: подозреваемого опознала Елена Шошина. И все, пойдет человек в тюрьму.
– Насчет этого не переживайте, – успокоил ее Лев. – Ваши показания под протокол никто не записывает. И процедура эта проводится скорее для того, чтобы исключить совпадение, а не подтвердить его. Если у Раечкиного жениха нос картошкой, а у фоторобота прямой и тонкий, то сразу станет ясно, что это не наш клиент. Или уши у него торчат, а на фотороботе к черепу прилипли, тоже не наш вариант. Или про родинку вспомните, или про шрам у виска, или уши, проколотые для серег. Понимаете, о чем идет речь?
– Думаю, да.
Елена придвинула рисунок ближе к свету. Вглядывалась долго, то закрывая глаза, пытаясь выудить из памяти крохи информации о внешности Раечкиного жениха, то вновь открывая их и сопоставляя всплывшие детали с рисунком. Наконец вернула рисунок Крячко и, глубоко вздохнув, выдала:
– Я бы отдала процентов шестьдесят за то, что Раечкин жених выглядел как-то так. Ощущения странные, так как я его ни разу не видела, но очень стойкие. Вот если бы мне пришлось кому-то про него рассказывать, я представляла бы его именно так.
– Нам этого достаточно. Вы молодец, Елена, – похвалил Гуров.
– Да я-то что? Просто совпало. – Она еще раз взглянула на рисунок и прокомментировала: – Симпатичный. Не удивительно, что Раечка голову потеряла. О таком красавце она и не мечтала. Высокий, мускулистый…
– Еще и романтичный в придачу, – подхватил Крячко. – Они и познакомились, наверное, как-то романтично. Раиса книги в библиотеке рассыпала, а он, как галантный кавалер, помог ей их собрать. Или в троллейбусе в час пик от толпы ее своим мощным торсом отгородил, и она вдруг почувствовала себя такой защищенной.
