– Отлично, – в конце концов сказала я. – Что у нас дальше на повестке дня?
– Полы во всем доме. Их придется ошкурить вручную, что займет некоторое время, но я не желаю видеть, как машина будет снимать с этих прекрасных полов древесную крошку.
Я отвела взгляд, притворившись, будто изучаю изящную балюстраду из красного дерева, которую я ошкурила собственноручно. Мне тотчас вспомнилась ломота в пояснице, которая потом напоминала о себе еще несколько недель. В ходе реставрационных работ я – дабы сохранить в целости и сохранности собственное тело, руки и ноги – за спиной Софи тайком проносила в дом шлифовальные машинки, тепловые пушки и множество других современных устройств. Очень хотелось бы, чтобы к концу реставрации крепко стоял не только дом, но и я тоже осталась живой и здоровой.
– Делай, как знаешь, лишь бы все шло на пользу, – уклончиво сказала я, подавшись вперед, чтобы разглядеть воображаемое грязное пятно.
– Угу, – ответила она, высморкавшись в бумажный носовой платок, который потом сунула обратно в карман своей ужасной юбки, и прошествовала мимо меня к главной лестнице. Я поплелась за ней следом.
– Как там Чэд? – спросила я, имея в виду другого преподавателя колледжа. Первоначально Чэд был моим клиентом, пока не встретил Софи и не переехал к ней. Просто как сосед по квартире – во всяком случае, так они оба утверждали.
– Не увиливай от темы, Мелани. Мы говорили о твоей матери.
Я остановилась.
– Вообще-то мы не говорили о ней. И не собираемся обсуждать это. Тебе звонил Джек?
– Нет, мне сказал твой отец. Джек звонил ему.
Я шлепнула рукой по перилам.
– Отлично, теперь вы все можете осудить меня за мое бездушие. Но вы все упускаете из виду одну вещь: вообще-то жертва здесь я.
Софи остановилась наверху лестницы, ожидая, когда я ее догоню.
– Ты жертва лишь в том случае, если тебе хочется ею быть.
– Я не просила мать бросать меня, если ты этого не заметила. И, да, отец недавно сказал мне, что она не раз пыталась поговорить со мной, когда я была подростком, но он препятствовал этому. Но это не меняет того факта, что она просто бросила меня, не попрощавшись и не объяснив причин. Я это пережила и сама построила свою жизнь. И в ней нет места для нее.
Софи пристально посмотрела на меня.
– А тебе не приходило в голову, что у нее могла иметься на то некая веская причина? Ты когда-нибудь спрашивала ее?
Я сглотнула комок – те же самые вопросы я задавала сама себе на протяжении многих лет, пока наконец мои горе и боль не погребли под собой даже самый слабый проблеск надежды на то, что причина ухода моей матери крылась в ком угодно, но не во мне.
Вместо ответа я прошла мимо Софи к двойным дверям, что вели в гостиную на втором этаже.
– Покажи мне эти удивительные карнизы.
Я услышала, как она идет за мной следом.
– Если игнорировать проблему, от этого она не исчезнет, ты сама прекрасно это знаешь. Обычно именно те проблемы, которые мы изо всех сил пытаемся игнорировать, в конечном итоге кусают нас за задницу.
– Ну, что же, – ответила я, обернувшись к ней. – Тогда мне не нужно ни о чем беспокоиться, не так ли? У меня нет проблем, да и моему заду не угрожают никакие укусы.
Софи открыла было рот, чтобы возразить, но ее потенциальная тирада была прервана звонком в дверь.
– Или же они укусят раньше, чем мы ожидаем, – услышала я, как она сказала себе под нос, пока я спускалась по лестнице.
Обернувшись через плечо, я одарила ее колючим взглядом. Открыв дверь, я увидела перед собой отца – тот стоял на пороге с охапкой розовых роз. Он держал их бережно, словно новорожденного.
– Привет, пап, – сказала я и поцеловала его в щеку.
Его бодрый внешний вид все еще был мне непривычен, хотя отец вот уже почти шесть месяцев оставался трезвым, не употребив за это время ни капли спиртного. Я никогда не знала его таким; мы оба как будто брели по неизведанной территории, заново осваивая роли отца и дочери, которые со времен моего детства сменились на диаметрально противоположные. Теперь мы были как те новые коллеги, что никак не могут определить, кому достанется в офисе стол возле окна.
Заметив, что отец смотрит мне через плечо, я отступила назад, впуская его в дом.
– Входи. Пришел на ужин? Я могу попросить миссис Хулихан накрыть еще на одного человека.
– Здравствуйте, полковник Миддлтон. – Голос Софи прозвучал слегка неестественно. – У меня для вас стопка квитанций, так что не забудьте перед уходом забрать их у меня.
Мой отец, доверительный собственник дома и имущества моего бывшего клиента Невина Вандерхорста – я была его единственным бенефициаром, – контролировал все расходы, необходимые для реставрации этого старинного особняка. А также исполнял роль арбитра между Софи и остальными нами, простыми смертными, принимавшими в этом участие, которые, в отличие от нее, не испытывали столь настоятельной потребности использовать для ремонта дома исключительно аутентичные материалы.
Я посмотрела на Софи, затем на отца. Между ними явно происходил некий тайный процесс общения. Их натужный разговор ясно давал понять: они не хотят, чтобы я узнала их секрет. Я посмотрела на розы.
– Это для меня?
– Нет, – ответил он.
– Да, – одновременно с ним сказала Софи.
Я закрыла дверь и встала руки в боки.
– Что тут у вас происходит?
Они снова переглянулись, чем подтвердили мои подозрения. Наконец мой отец откашлялся и произнес:
– Розовые розы – любимые цветы твоей мамы.
Я на мгновение застыла в растерянности.
– С какой стати ты принес их сюда?
Я встала между ними, чтобы эти двое не могли переглядываться, и укоризненно посмотрела на отца.
– Что такое сказал тебе Джек, отчего ты решил, что мать будет в моем доме?
Отец смущенно положил букет на столик в холле.
– Я говорил с ним сегодня утром, до того как вы с ним встретились за завтраком. Он был почти уверен, что после того, как ты выслушаешь то, что скажет тебе мать, ты пригласишь ее пожить у тебя. Предполагаю, все вышло не так, как подумал Джек, я прав?
– Похоже, что да. – Я отступила, чтобы посмотреть на Софи. – И ты тоже с ним в сговоре?
– Твоя мать убедила Джека, что тебе грозит опасность. Мы все подумали, что это заставит тебя выслушать ее.
Цокая каблуками по мраморному полу, я пересекла вестибюль и шагнула в отреставрированную гостиную с величественными напольными часами из красного дерева, которые занимали господствующее положение возле одной из стен. Здесь я плюхнулась на французский диванчик с выцветшей желтой шелковой обивкой – он вернулся в дом для повторной перетяжки, – затем снова встала, чтобы взбить подушки.
