В начале 1689 года Головин получил известие из Пекина о решении императора Канси проводить переговоры не в Селенгинске, а в Нерчинске. 3 июня цинское посольство выехало из Пекина. В этот раз оно очень торопилось: расстояние в 1100 верст было преодолено за 47 дней. Уже 19 июля китайские полномочные послы в сопровождении 15 тысяч «охранного войска» с пятьюдесятью пушками подошли к Нерчинскому острогу и остановились в версте от города, при впадении реки Нерчи в Шилку. Туда же поспешил со своей маленькой армией Головин, прибывший к месту проведения переговоров 9 августа. В Нерчинске он наконец-то встретился со вторым послом Иваном Власовым, знатоком восточносибирской специфики, и детально обсудил с ним задачи и возможности порученной миссии.
Цинское посольство состояло из важнейших сановников. Первым послом был князь Сонготу, носивший титул «великого государственного советника». Вторым послом являлся князь первой статьи, главный начальник над государственным знаменем (главнокомандующий) Тун Гуеган, дядя богдыхана по матери. Третьим послом был определен начальник знамени (армейского корпуса) Лантань, прежде руководивший военными действиями против Албазина и хорошо знавший обстановку в Даурии. Теперь ему было поручено командовать маневрами цинских войск на случай, если переговоры зайдут в тупик.
В свиту посольства также входили крупные чиновники и военачальники: главный государственный судья Арани, прокурор «правой и левой стороны» императорских владений Маци, начальник лейб-гвардии Мала, губернатор и командующий войсками в странах, сопредельных с Амуром, Сапсу, заместитель управляющего внешними провинциями Уньда и второй начальник одного знамени Аюси. В состав посольства входили двое монахов-иезуитов — испанец Томас Перейра и француз Жан Франсуа Жербийон, пользовавшиеся особым доверием и расположением Канси. Формально они исполняли обязанности переводчиков (переговоры с обеих сторон велись на латыни), но на деле активно вмешивались в ход переговоров, отстаивая интересы богдыхана.
Головин и Власов потребовали, чтобы китайское войско, сопровождавшее послов, отступило от Нерчинска. Решено было оставить с каждой стороны охрану по 500 человек. Прочие цинские войска должны были находиться за рекой Шилкой и не приближаться к городу, а основные русские силы, наоборот, не имели права покидать Нерчинск. Съезд дипломатических представителей постановлено было провести в полуверсте от города, в поле между Шилкой и Нерчей.
Переговоры начались 12 августа. Русские и китайские представители расположились в двух шатрах, поставленных в нескольких метрах друг от друга. Передние стенки шатров были сняты, поэтому послы с обеих сторон могли прекрасно видеть и слышать друг друга. Русские сели в кресла перед большим столом, задрапированным персидским шелковым ковром, на котором стояли чернильница с письменными принадлежностями и дорогие европейские часы с боем, а позади стояли свитские дворяне. Восемь китайских вельмож, поджав ноги, расположились на широкой скамье, покрытой войлоком. Иезуиты сидели немного в стороне на маленькой скамейке. За спиной цинских послов на войлочном полу уселись пять полковников, несколько чиновников-мандаринов и остальная свита.
После обмена приветствиями Головин через переводчика объявил:
— Цель нашего приезда состоит в прекращении неудовольствий от набегов войск богдыхана на русские города. Ваше правительство, не обославшись с русскими великими государями письменными известиями, начало войну. Требуем, чтобы теперь всё было успокоено, а захваченное вами возвращено в русское владение.
Китайские послы высказывали встречные претензии:
— Русские казаки пришли в нашу землю, построили Албазин и в продолжение многих лет чинили китайским ясачным полям нестерпимое насилие. Его императорское величество послал войско, которое взяло Албазин. Воеводу Толбузина отпустили, потому что он обещался назад не приходить, нового города не строить, ссор и задоров не заводить. Это обещание исполнено не было. Его величество опять послал войска под Албазин, но как скоро узнал о приближении вашего великого посла для переговоров, велел осаду снять и от города отойти. Мы решительно настаиваем на том, что земля, на которой стоит Албазин, и вся Даурская страна принадлежат Цинской империи.
Головин возразил:
— Если были какие-нибудь обиды со стороны русских людей, то богдыхану следовало дать знать о них великим государям, как заведено у всех народов, а не начинать прямо войну. Земля, где построены Нерчинск, Албазин и другие остроги, никогда во владении богдыхана не бывала. Жившие на той земле ясачные люди платили ясак в сторону царского величества. А если когда-нибудь в древние времена они и платили ясак богдыхану, то делали это поневоле, потому что те места были тогда от русских городов в дальнем расстоянии. Когда же подданные царского величества построили в тех местах Нерчинск, Албазин и другие остроги, тогда даурские жители охотно стали платить ясак в сторону царского величества. А если богдыхан и собирал временами подати с даурских земель, то делал это незаконно, пользуясь тем, что Русское государство очень обширно и уследить за всеми землями трудно.
Цинские дипломаты продолжали настаивать:
— Землей по реку Амур русские никогда не владели. Вся страна по эту сторону Байкала-моря принадлежит его императорскому величеству богдыхану, ибо она принадлежит мунгальскому хану, а мунгальцы все издавна подданные китайские.
Споры затянулись, каждая сторона повторяла свою точку зрения по нескольку раз, не принимая никаких возражений. Продолжать дискуссию в таком ключе не имело смысла, поэтому Головин решил перевести переговоры на более конкретную почву, предложив точно определить рубежи государств:
— Границею должна быть река Амур до самого моря. Левой стороне быть под властию царского величества, а правой — под властию богдыхановой.
Китайские представители, явно с подачи иезуитов, попытались блеснуть историческими знаниями:
— Вся река Амур по обоим берегам состояла во владении богдыхана от самых времен Александра Македонского.
— Об этом хрониками разыскивать долго, — возразил не менее образованный Головин. — После Александра Великого многие земли разделились под державы многих государств.
— Даурские земли с тех времен были китайскими, — продолжали настаивать имперские послы, — а после они принадлежали Чингисхану. Потомком великого властителя является нынешний богдыхан, поэтому земли по обеим сторонам Амура должны принадлежать ему.
Этот аргумент был слабым, поскольку проследить родственные отношения династии Цин с Чингизидами вряд ли возможно. Головин категорически отверг ссылки на связь Даурии с Китаем через властителей Золотой Орды:
— Земли эти ни китайскими, ни мунгальскими никогда не были. Кочующие там народы сперва никому ясак не платили, а потом стали платить его русским государям. Российская держава никому не уступит ни этих земель, ни своих ясачных людей.
Таким образом, переговоры на первом съезде зашли в тупик.
На следующий день цинские дипломаты попытались продолжить бессмысленные исторические споры. Головин опять перевел обсуждение вопроса о приамурских владениях в конкретное русло:
