«Эти предложения, — пишет Буганов, — одни из которых получили частичное или в другой форме осуществления при Петре I (образования регулярной армии, введение подушной подати), другие — спустя почти два столетия (освобождение крестьян), представляют собой наиболее смелый и прогрессивный проект реформ, если, конечно, он существовал в действительности. Такой проект мог бы сделать честь государственному деятелю не только следующего, XVIII, но и XIX столетия».
Если все вышеперечисленные историки лишь упоминали о преобразовательных проектах Голицына, то А. С. Лавров посвятил им специальное исследование. Историк поставил целью «конкретизировать наши представления о той традиции политической мысли, на которую опирался Голицын, уточнить источники, которые он использовал». Он изучил опись библиотеки Голицына, сделанную в 1689 году. Среди книг была «Политика» выдающегося славянского мыслителя Юрия Крижанича, одной из основных идей которого является мысль о необходимости ликвидации обременительной для народа торговой монополии государства. Голицын, по словам Невилля, также хотел уничтожить государственную монополию «на кабаки и разные продукты торговли».
В библиотеке Голицына имелся русский перевод книги польского писателя Анджея Моджевского «О государстве», в которой провозглашалась идея распространить право земельной собственности на мещан, вопреки королевскому закону о землевладении как исключительной привилегии дворянства. Вопрос о взаимоотношениях крестьянства и шляхетства в сочинении Моджевского тесно связан с военными задачами. Другая мысль польского писателя — о целесообразности создания единого военного фонда, складывавшегося из налогов с шляхетства, духовенства и мещанства, — очень напоминает идею Голицына об «умеренном подушном налоге», средства от которого должны были идти на содержание и обучение армии, что позволило бы заменить регулярными армейскими частями «бесполезную государству» службу «даточных» крестьян. Примечательны также слова Моджевского, что учреждение единого военного фонда позволило бы освободить польских крестьян «от вечной неволи».
Предположение об использовании Голицыным идей Крижанича и Моджевского представляется вполне убедительным. Нет сомнений, что Василий Васильевич тщательно изучил эти книги. В XVII веке сочинений по широкой государственно-политической тематике было еще слишком мало, и Голицын никак не мог пренебречь столь полезными для государственного деятеля знаниями. Возможно, рукописный перевод на русский язык книги Моджевского относился к числу тех самых записок «о всех государствах Европы и их управлении», которые, как пишет Невилль, были собраны по поручению руководителя правительства Софьи.
Обобщая свидетельства французского дипломата и комментарии историков, можно сделать несколько выводов. Прежде всего следует отметить, что восторги по поводу голицынских планов в отношении крестьян абсолютно беспочвенны — ни о каком их освобождении в России того времени речи быть не могло; более того, в условиях начавшегося процесса консолидации дворянства и формирования единого правящего сословия крепостное право усиливалось. Дворянство являлось единственной социальной и политической опорой русского абсолютизма, поэтому любые попытки верховной власти посягнуть на главный источник его доходов — населенные имения — неминуемо привели бы к дворцовому перевороту. Возможно, сведения о планах Голицына, сообщенные Спафарием Невиллю, в самом деле касались только дворцовых крестьян. Но и в этом случае намерения освободить крепостных с землей кажутся весьма сомнительными. Изменить что-либо в организации поземельной собственности нельзя было даже в самых смелых мечтах. А Голицын, вопреки мнению Ключевского, отнюдь не являлся мечтателем. Это был трезвый, прагматичный и жесткий политический реалист, чуждый несбыточного прекраснодушия. Скорее всего, в данном случае произошла какая-то ошибка в передаче информации, поступившей к автору «Записок о Московии» из третьих рук: либо Спафарий не понял Голицына, либо Невилль не понял Спафария.
Следует особо остановиться на словах французского дипломата о намерении Василия Васильевича «дать свободу совести» населению России. Иностранец, как часто бывает, путает это понятие с веротерпимостью. Ни о какой свободе совести и России в XVII–XVIII веках речи быть не могло: любые попытки православных поменять вероисповедание влекли за собой неминуемые репрессии со стороны церковных и светских властей. Плохо обстояло дело в допетровской России и с веротерпимостью: если протестантам была предоставлена возможность отправлять богослужение, то католики были ее лишены, и только Софья и Голицын сделали первый шаг в этом направлении, разрешив приехавшему в Москву иезуиту вести службу по католическому обряду. Несомненно, Василий Васильевич планировал дальнейшие мероприятия в этом направлении.
Итак, отбросив за явной недостоверностью свидетельство француза о намерении лидера правительства Софьи освободить крестьян, можно выделить реальные составляющие плана преобразований:
1) создание регулярной армии по европейскому образцу;
2) введение подушного налога вместо подворного обложения;
3) ликвидация некоторых государственных монополий в целях развития частного предпринимательства;
4) широкое привлечение на русскую службу иностранных специалистов;
5) обучение молодых дворян за границей;
6) развитие образования в России;
7) расширение дипломатических контактов с европейскими странами;
8) обеспечение большей веротерпимости при сохранении незыблемых позиций официальной Русской православной церкви.
Все пункты этой программы полностью соответствовали направлениям последующих преобразований Петра I. Голицын и Софья, поддерживавшая своего фаворита во всех делах, мыслили совершенно в том же направлении, что и великий преобразователь. Жаль, что им не хватило времени для осуществления реформ.
Глава четвертая
ДИПЛОМАТИЯ И ВОЙНА
«Да будет на Севере тишь!»
Решение внешнеполитических дел правительница Софья Алексеевна и «великих посольских дел оберегатель» князь Василий Голицын начали с упрочения отношений с северными державами — Швецией и Данией. Эти страны традиционно враждовали между собой. В 1397–1523 годах они вместе с Норвегией составляли единое государство, объединенное под властью датских королей. Затем Швеция вышла из этого союза и начала резко набирать силу, претендуя на роль гегемона в Северной Европе. С этого времени Дания, в состав которой по-прежнему входила Норвегия, выступала в качестве главного врага Швеции.
Отношения России с Данией всегда были дружественными, поскольку страны не имели поводов для территориальных споров. А вот со Швецией были серьезные проблемы. В период Смуты северный сосед захватил Новгородчину от Валдая до побережья Финского залива. По условиям Столбовского мирного договора (1617) шведы вернули России основную часть Новгородского уезда, но удержали за собой Ингерманландию и Карелию. С этого времени борьба за возвращение выхода к балтийскому морю стала насущной внешнеполитической задачей России.
