На него внезапно накатила волна неудержимой нежности. Захотелось обнять её, прижать к себе и пообещать, что будет у неё и бал, и платья, и гости с подарками. Что не вечно им бегать по этим лесам.
— Держись за меня, птичка, — прошептал, подхватывая её на руки, легко, как пёрышко, и медленно пошёл по лестнице.
Эти несколько ступеней, казались просто бесконечными, потому что внутри у Викфорда сражались чувства с рассудком, и бой этот был смертельным. Под кожей прорастали невидимые ветви, пронизывая мышцы и сухожилия, и тянулись к Эрике. Но теперь это были даже не ветви, они срослись, превратившись в крылья, совсем такие, какие ему чудились сегодня вокруг неё. И уже не только его руки, но и эти крылья обнимали её, сплетаясь с такими же её крыльями, словно хотели стать единым целым. Он толкнул дверь ногой и поставил свою драгоценную ношу на пол прямо в комнату, понимая, что дальше ему нельзя. Шагнёт внутрь и это будет точка невозврата. Но отпустить её означало разрезать что-то между ними прямо по живому, словно оторвать кусок от сердца, вместе с рёбрами и кожей.
— Послушай…Я… Я должен это сказать… И пусть за это ты будешь ещё больше меня ненавидеть, — произнёс он, хватаясь руками за дверной косяк и нависая над входом, словно порог был его последней границей, — но я тебе солгал…
Эрика подняла взгляд, а его будто прорвало. Не мог он больше молчать, не мог выносить того, что она его ненавидит. Не мог выносить её молчания, и поникших плеч…
— …я не был в Гранарде. Всё, что я сказал у ручья — неправда. Я и в Балейру-то попал впервые этой осенью. А дома, в Волчьем острове, я последний раз был больше десяти лет назад, так что понятия не имел, чем занимаются мой отец и братья, и что они сделали с твоей семьёй. И я никого не убивал и не жёг в Гранарде, и никогда бы такого не сделал. Прости меня за то, что я тебе сказал, но я должен был так поступить…
Она не дала ему договорить.
— Ты мне солгал?! Вот так?! — воскликнула Эрика, внезапно шагнула ему навстречу и с силой ударила ладонями в грудь, а потом ещё раз и ещё. — Зачем?! Зачем ты это сделал?!
— Я должен был…
Она вдруг стиснула руки в кулаки, сгребая пальцами его рубашку на груди, и в глазах у неё блеснули слёзы ярости.
— Должен был? Кому должен?! Да как ты мог?!Ты хоть знаешь, как это больно?! Ты просто хотел меня унизить? Сделать ещё больнее? Почему?! — её голос сорвался, и казалось, она сейчас заплачет, и это стало последней каплей.
— Почему?! — он схватил Эрику за плечи, сжал их, чувствуя под пальцами жар и, склоняясь к её лицу, произнёс горячо, понимая, что больше не может молчать: — Да потому что ты — невеста короля! Потому что я слово дал! Да неужели ты не видишь, как я с ума по тебе схожу от самого Кинвайла?! Я просто дышать забываю рядом с тобой! А без тебя и вовсе не могу! Неужели не видишь? Но мне нельзя даже думать об этом! Ты понимаешь это?! И лучше бы тебе ненавидеть меня сильнее, Эрика! Ненавидеть изо всех сил! И держаться подальше, потому что я этого не могу! Я как проклятый зверь на цепи, не могу от тебя оторваться! Вот почему я это сказал!
Эрика замерла, будто не веря его словам. А потом что-то изменилось в её лице, пришло какое-то понимание, и в глазах почти не осталось зелени. Они потемнели, как штормовое море, и Викфорд снова увидел, как распахнулись прозрачные крылья у неё за спиной, наполняя комнату волшебным свечением.
И в тот же миг её пальцы разжались, отпуская скомканную ткань рубашки, плавно скользнули вверх, она встала на цыпочки, обхватила ладонями его лицо и поцеловала в губы. Нежно, долго, трепетно и сладко…
Наверное, стрела в сердце показалась бы Викфорду просто уколом по сравнению с тем, что сделали с ним эти нежные губы.
Он вдохнул судорожно, обжигаясь воздухом, и перехватил ладони Эрики, когда она чуть отстранилась.
— Что ты творишь?! — и голос сорвался на хриплый шёпот.
Ему бы оттолкнуть её сейчас и бежать, но разум уже проиграл этот поединок желанию, и оно просто испепеляло его, пригвоздив к этому порогу.
Их лица были так близко, что от притяжения покалывало кожу. Одно короткое мгновенье их взгляды жгли друг друга молчанием, а потом Викфорд прошептал обречённо:
— Да пропади оно всё!
Притянул Эрику рывком и смял её губы поцелуем. Голодным, жадным, таким страстным, что кажется, она перестала дышать. Скользнул руками по шее, по плечам, обнимая, подхватывая и увлекая в комнату, прижимая к стене, просто вминая её в эту стену и в себя. Вжимаясь бёдрами, стискивая пальцами, чтобы чувствовать её кожу даже сквозь платье.
Он пил её поцелуями, не давая возможности оторваться, слишком мучительно, нежно и сладко, и горько, потому что запретно. А её губы на вкус, совсем как вересковый мёд, и в ответ такие нежные, отзывчивые, страстные.
— Эрика… Моя птичка… Ты — мой вересковый мёд…
Шептал ей какое-то безумие, целовал и остановиться не мог, так давно хотел этого, и лишь надеялся остатками разума, что она сама его остановит, оттолкнёт, ударит…
А она…
А она не стала. Запрокинула голову, отдаваясь вся его поцелуям, и закрыла глаза. Гладила его плечи и волосы, и лишь притягивала к себе всё сильнее и сильнее, только бы он не останавливался и не отпускал. Он касался губами её шеи и ощущал под кожей сумасшедший стук сердца, и оно билось даже быстрее, чем его собственное.
— Моя маленькая птичка… Что же ты делаешь…Нам нельзя, слышишь? Мы же погибнем оба, ты понимаешь это? — он шептал хрипло, целуя кожу за ухом, вдыхая запах её волос — мёда и вереска, но не мог остановиться и знал, что не сможет сам…
Вытащил одной рукой шпильки из причёски, роняя их на пол вместе с бусами, путаясь пальцами в непокорных прядях, а другой потянул завязки корсета, дёргая их нетерпеливо и, забираясь под тугую шнуровку, всё ждал, что она его остановит.
Но она молчала и просто пылала в его руках. Такая мягкая, податливая, словно воск. Прильнула к нему, потянув за ворот рубашки и распахивая её, медленно ведя ладонями по обнажённой коже, будто впитывая его тепло. Он нетерпеливо содрал с себя и куртку, и рубашку, отшвыривая их в сторону, чтобы чувствовать на себе её горячие ладони, чтобы не пропустить ни одного прикосновения.
Она словно растворялась в нём, прижимаясь так, что он не смог бы объяснить, как вообще может быть так, что к другому человеку прижимаешься всем телом, каждой клеточкой, повторяя изгибы чужого тела так, будто вы единое целое.
А хотелось ещё ближе, но мешал этот треклятый корсет, и Викфорд просто разрезал кинжалом непокорную шнуровку и отбросил его сторону.
Нечем стало дышать, кружилась голова, и мир двоился, и он, кажется, пьян был уже, по-настоящему. Подхватил Эрику на руки и отнёс на кровать, а его шатало, и колени почти подгибались.
Что это с ним?
Ухватился рукой за стену, зажмурился, пытаясь прогнать мелькающие перед глазами тени. И медленно опустился рядом с Эрикой. Мир поплыл, потемнел и погас окончательно.
