— Это так странно, — закончила она свой рассказ и повернулась к Альберту, — в вашем доме есть всё, что нужно для счастья, только счастья нет… Я могу спросить тебя кое о чём?
— Звучит интригующе, — он прислонился к колонне, от которой начиналась лестница, и скрестил на груди руки, — спрашивай.
— Ты можешь сказать мне, что на самом деле случилось с матерью Себастьяна?
— «На самом деле»? Судя по постановке вопроса, какую-то версию ты уже слышала и она тебя не устроила? Какую же?
— Про несчастный случай и падение с лестницы.
— И ты в это не поверила? Почему?
— Потому что поняла, что мне солгали, — ответила она, не отводя глаз.
— Хм. И ты хочешь знать правду?
— Да.
— Почему?
— Есть причина.
— А если правда будет ужасной? — Альберт прищурил один глаз.
— А она будет ужасной? — ответила Иррис в тон ему.
— Пожалуй, что да. Так ты всё ещё хочешь знать?
Она глубоко вдохнула и, сильнее прижав к груди книгу, твёрдо ответила:
— Да, какой бы она ни была, я хочу знать.
— Хорошо, — Альберт посмотрел куда-то в голубую даль бухты и произнёс, тщательно подбирая слова, — наш отец… Салавар… с ним иногда случались необъяснимые припадки… приступы гнева… и тогда он становился просто безумен. В один из таких приступов он столкнул Клариссу с лестницы. Говорят, они поругались из-за чего-то… Но проще сказать — в её гибели виноват Салавар. А ещё проще — он убил её. Не специально, но тем не менее это так, — Альберт перевёл взгляд на Иррис, — это достаточно ужасно?
— Боги милосердные! Это правда? — воскликнула она.
— Ну, разумеется, правда, — лицо Альберта стало каким-то хмурым, — я сам тогда, конечно, был ещё совсем мал, но когда проводишь столько времени со слугами, сколько проводил я, то знаешь жизнь хозяев лучше, чем они сами. Нигде так хорошо не осведомлены о подробностях хозяйской жизни, как на кухне или на конюшне.
— А с чем связаны были эти… припадки? Он был болен?
— Салавар бы здоров, как бык. А почему ты спрашиваешь об этом?
— Просто… всё-таки она — мать моего жениха.
— Значит, Себастьян сказал тебе про несчастный случай, и ты ему не поверила? Но узнать правду решила у меня? Хм. Почему?
— Потому что ты не стал бы мне врать.
— Откуда такая уверенность? — он улыбнулся, но его острый взгляд, казалось, пронзил её насквозь.
— Ну, во-первых, для тебя нет смысла в такой лжи…
— Допустим. А во-вторых?
— А во-вторых, вчера ты сказал, что не станешь меня успокаивать, и что дальше не станет легче… И это было правильно. Это было честно.
— И ты решила, что и дальше я буду с тобой также честен? — он усмехнулся.
— Не решила, но я бы очень хотела на это надеяться.
— Честность должна быть взаимной, Иррис, — произнёс он негромко.
Она смутилась от интонации его голоса, отошла к окну и стала смотреть на море. Вьющиеся розы, которые росли в Эддаре повсеместно, добрались по башне даже сюда, и рассыпались на подоконнике снаружи гроздью розово-жёлтых бутонов. Она сорвала несколько цветов. Несмотря на утро, они пахли уже слишком сильно.
— Я рассказал Себастьяну то, что обещал. Про карету и стрелы, — Альберт подошёл и встал рядом глядя тоже куда-то вдаль.
— И что он сказал?
— Признаться, я удивлён. Как будто вчера я говорил совсем с другим Себастьяном, а не с тем, которого знал десять лет назад. Он был благодарен, довольно мил и даже предложил мне дружить… против остальных наших родственников. И это меня несколько удивило.
— Почему?
— Если бы мне было семь лет, я был бы счастлив этому предложению, но сейчас… Он просил у меня прощения, за себя и за отца, и даже признался в том, что нуждается в моей помощи. И он хотел, чтобы я поддержал его на совете. Это было… очень странно слышать. Он как будто поумнел и повзрослел одновременно. Единственное, о чём он не подумал…
Альберт замолчал.
— И о чём же?
— Что я не поумнел. А может, не повзрослел.
— Разве ты не хочешь поддержать Себастьяна? — Иррис посмотрела на него искоса.
— А ты хочешь, чтобы я его поддержал? — Альберт повернулся к ней, впиваясь в неё пристальным взглядом.
— Я… просто не хочу, чтобы вы были врагами, — ответила она, отступая немного назад.
— А мы и не враги. Но и не друзья. Мы теперь… союзники.
Он стоял слишком близко и смотрел так внимательно, что снова её сердце пропустило удар и забилось сильнее.
Что она делает? Что она вообще такое творит? Откровенничает с ним тут наедине, Боги милосердные, это же просто неприлично!
И голос разума настойчиво шептал:
Этот разговор наедине опасен. Альберт вообще для тебя опасен! А ты словно играешь с огнём, зная, что тот может вспыхнуть в любой момент, и тебе это как будто даже нравится!
Признайся Иррис, что тебе нравится стоять здесь и говорить с ним, бродя по краю пропасти? И чувствовать этот огонь, его огонь! Не будь это так, ты никогда не пошла за ним в башню! Не было бы всего этого: этих разговоров о прошлом, смущения и этого огня… Особенно этого огня, который ты не можешь забыть и который хочешь почувствовать снова.
Остановись, пока не поздно! Ты дразнишь чудовищного зверя! Вспомни пожар на озере!
— А что случилось с матерью Истефана? — спросила Иррис, рассматривая мозаичный круг на полу.
— Она поняла, что её в итоге ждёт судьба Клариссы и ушла сама, но Салавар не отдал сына, и из-за этого мы теперь в ссоре с Турами. Мать Истефана из их прайда.
— Почему он хромает? Разве ваша магия не может вылечить его болезнь?
— Он родился таким. Говорят, что это результат не слишком удачного брака — несовместимость огня и земли, но у Салавара выбора не было. Ему везде отказывали.
— Из-за проклятья? — Иррис перевела взгляд на Альберта.
— Ты уже и об этом знаешь? — усмехнулся он.
— Так это правда?
Он пожал плечами.
— Не знаю. Этот вопрос под запретом. Был под запретом при моём отце. Об этом говорили слуги, иногда забывая, что я хоть и бастард, но всё же хозяйский сын. Единственное, что я знаю — такие припадки у Салавара были не всегда, и что прайды не хотели отдавать за него замуж своих дочерей, поэтому он в итоге совершил чудовищный мезальянс и женился на Хейде. Так что может в этой истории с проклятьем и есть доля правды, но я предпочитал об этом не спрашивать. У Салавара хватало поводов драть меня кнутом, и я не хотел лишний раз навлекать на себя его гнев. Но раз ты спросила об этом, значит тебя пугает это проклятье?