— У меня была охрана в доме, где я жила до этого, но тут… наверное, тут казалось безопасно. Неужели… всё так серьёзно? — спросила она, понимая, что слова Альберта хоть и звучат жёстко, но это правда.
И что мысль о том, чтобы сжечь клетки со змеями, которые, по-видимому, где-то есть в этом дворце — эта мысль ей понравилась.
— Может быть. Я думаю так: надейся на лучшее — готовься к худшему. Я не хочу тебя запугивать, Иррис, но сделай, как я говорю — расскажи Себастьяну сегодня обо всём… ну или не обо всём, но хотя бы о карете и стрелах уж точно.
— Я… не могу, — она вздохнула, — это будет довольно глупо. И…
— Что глупо?
— Мне придётся объяснять, зачем я вообще ему соврала! И это… это ужасно! Вся эта история, я ведь, не хотела ему врать, но теперь… Как всё это будет выглядеть теперь?
— По-твоему, лучше умереть из-за ложного чувства стыда? — Альберт усмехнулся. — Да и какая разница, соври ещё раз, скажи, что боялась его напугать.
— Я не хочу снова врать, одна ложь потянет за собой другую… Это мерзко! Я от этой-то лжи не знаю куда деваться!
— Каким же ветром занесло тебя сюда, моя прекрасная синеглазка? — он улыбнулся ей какой-то странной тёплой улыбкой. — Здесь завтракают ложью, едят её на обед и даже дышат ею. Если ты хочешь здесь выжить — тебе придётся этому научиться.
— Научиться? О нет! Я не хочу стать похожей на Милену или Таиссу! Только не это!
Он скрестил руки на груди и посмотрел куда-то вдаль задумчиво и ответил:
— Хочешь, я сам расскажу всё Себастьяну? Хочешь, я сделаю это за тебя? Поверь, я умею быть деликатным… иногда. Я опущу историю с чаном и… поцелуями… потому что эта история слишком дорога мне, чтобы делиться ею с кем-то, — глаза его блеснули, притягивая, — скажу лишь, что видел твою карету и что из неё торчали стрелы. Ты могла этого и не видеть, и ты была в шоке, а виноделы, которые, якобы, подобрали тебя на дороге, в стрелах не разбираются. И этого будет достаточно, я надеюсь.
— Эта будет ещё одна ложь…
— Почему же? Это будет, лишь некоторая часть правды. Так тебя устроит?
Она смотрела на него и понимала, что с одной стороны он прав, это ведь почти правда, но с другой стороны — это подвох. Зачем ему это? Зачем ей помогать? Хотя понятно — за тем, чтобы иметь ещё одну ниточку в руках, за которую можно дёрнуть. И, набравшись смелости, она спросила:
— А зачем это тебе?
— Затем, что я всё ещё надеюсь получить награду за твоё спасение, — он снял шляпу с самшитовой фигурки и принялся её отряхивать. — А для того, чтобы её получить, ты нужна мне живой.
— Ты опять…
— Ничего такого, о чём ты подумала! Я же раскаялся, — воскликнул он, поднимая руки вверх. — Ты сказала тебе нечем меня отблагодарить — завтра бал, пообещай мне танец. Это и будет награда за первое спасение. А ещё пообещай почитать мне свои стихи, и пожалуй, это будет награда за второе.
Иррис невольно улыбнулась.
Всё-таки он жулик.
— А за избавление от насмешек за столом я тоже буду что-то должна?
Он надел шляпу и, посмотрев на Иррис пронзительным взглядом, вдруг произнёс серьёзно:
— Лучшей наградой для меня будет то, что ты останешься жива.
Глава 15. Подозрения
— Ты меня искал? — спросил Себастьян, входя в кабинет дяди.
Гасьярд стоял в задумчивости над столом, заваленным свитками, разглядывая что-то в них через большую линзу в бронзовой оправе. В его кабинете, отделанном тёмным деревом, свитки были повсюду: на подоконнике, на полу, на винтовой лестнице, уходившей в башню и даже в вазоне с цветком. За распахнутыми окнами мягко ложилась тёплая ночь, в саду уже запели цикады, и вдали, за мысом, поблёскивал время от времени далёкий маяк. Воздух сделался недвижим, и вечер дышал тяжёлым ароматом роз, маттиолы и вечерницы, одуряюще сладким и настолько сильным, что казалось, на клумбах кто-то разлил духи.
— Да, входи, — Гасьярд отложил линзу и потёр переносицу, глаза его были красными от усталости, — как прошёл день?
— День? — переспросил Себастьян и присел на подлокотник кресла. — Если не считать глупой выходки Милены со змеёй, то день прошёл чудесно.
— Ты говорил с Миленой? Что она сказала?
— Она, разумеется, твердила, что это не она. Была в ярости и даже разбила о стену графин.
Гасьярд пожал плечами и ответил:
— Иного никто и не ожидал. А как ваша сегодняшняя прогулка с Иррис?
— Прекрасно!
— Ты заметил что-нибудь… необычное? — Гасьярд тронул пальцами фитили свечей в канделябре, и они вспыхивали одна за другой.
— Необычное? В каком смысле?
— Ты весь день провёл с Иррис, было ли что-то такое… ммм, похожее на то, что произошло на помолвке? Ты что-нибудь почувствовал?
— Не могу сказать, что я почувствовал что-то необычное, скорее то, что и ожидал почувствовать, — усмехнулся Себастьян.
— И что же?
— Дядя! Ну, что может чувствовать мужчина, обнимая и целуя красивую женщину? — он хлопнул ладонью по колену.
— И? Ничего, кроме этого? — Гасьярд прислонился к шкафу, наполненному фолиантами и старыми книгами, и принялся пристально разглядывать племянника.
— Не думаю, что в этом было что-то необычное.
— Хм. Это странно, — он скрестил руки на груди, приложил к подбородку палец и произнёс задумчиво, — может, мы что-то делаем не так? Всё-таки такой Поток в моей практике встречается впервые. Но я совершенно определённо ощутил его на помолвке, и Грозовая гора пробудилась именно в тот момент, когда проходил обряд… когда ты поцеловал Иррис… Так что же повлияло?
Он оттолкнулся от шкафа и, заложив руки за спину, прошёлся вдоль стола несколько раз, бормоча себе под нос:
— Мы задействовали только два компонента… Кровь к крови, кровь к огню…
Гасьярд остановился, глядя в тёмное окно на пульсирующий свет маяка и продолжил вслух, словно рассуждая сам с собой:
— Я наблюдал весь день за Грозовой горой — ничего не изменилось, всё осталось ровно так, как в момент обряда, даже, я бы сказал, она снова стала затухать под вечер, когда вы вернулись. А я полагал, ваше сближение сегодня как-то проявится…
— Дядя, может, не будем так торопиться? Дай мне время, — ответил Себастьян, — я нравлюсь Иррис, она нравится мне, ты сам сказал — нужно делать всё постепенно, чтобы не было всплеска.
— Сила должна нарастать, — Гасьярд повернулся, — и я не пойму, почему этого не происходит. Мы что-то делаем неправильно и нужно выяснить, что именно, и как можно скорее.
— Зачем так торопиться?
— Если состоится поединок, а это более чем вероятно, то у тебя будут очень сильные соперники.
