— Что, на свете есть кто-то ужаснее этой «Богини презрения»? — удивлённо спросила Иррис, откладывая палитру и вытирая руки.
— Джарти Милена может и вазой швырнуть или выплеснуть воду тебе в лицо, — как ни в чём не бывало начала перечислять Армана, подбирая подол платья булавками, — ударить чем-нибудь. Отхлестать по щекам… Джарти Таисса такого себе не позволяет.
— А… сколько ещё… родственников у Себастьяна? — спросила задумчиво Иррис, вспомнив их недавний разговор за обедом.
Армана оживилась и, отложив булавки, принялась с удовольствием сплетничать о семействе Драго.
— Драгояр и Милена, брат и сестра единокровные — это дети от первого брака Салавара. Себастьян и Таисса, единокровные, но уже от второго брака. От третьего брака Истефан, а сейчас эфе Салавар женат… простите, был женат на леди Хейде, и от этого брака у него сын Абертол. Ну, не считая ещё всяких бастардов. Ещё есть братья эфе Салавара: джарт Гасьярд — глава клана Заклинателей, джарт Тибор и джарт Грегор, и сестра джарти Эверинн — главный казначей прайда.
— Боги милосердные! Сколько родни! А почему эфе Салавар столько раз был женат? — удивилась Иррис.
— Ну, знаете, миледи… эфе Салавар был… да простят меня Боги, — Армана оглянулась и добавила шёпотом, — ужасным бабником! Он изменил первой жене, она в отместку изменила ему, и он её выгнал из дому, оставив у себя её детей: Милену и Драгояра. Говорят, был ужасный скандал, и ругались они так, что эфе Салавар сжёг в порыве гнева старый дворец. А она была родом из прайда Молнии, так что с тех времён у Драго с ними… натянутые отношения. Вторая жена эфе Салавара погибла — несчастный случай. Третья сама сбежала. А вот четвёртую жену он не стал брать из прайдов, она человек. Правда… стерва ещё та. Ничем не хуже Милены.
Армана ещё долго рассказывала о том, кто кого ненавидит, кто с кем дружит и против кого, но Иррис вконец запуталась и расстроилась. Она ведь не думала и совсем не ожидала, что, выбравшись из Мадверы, из той банки с пауками, которой ей представлялся дом тёти Огасты, она попадёт прямиком в осиное гнездо.
И поэтому на следующий день за обедом, ставшим для них уже традицией, Иррис попыталась деликатно поговорить с Себастьяном о вчерашнем приходе Таиссы. Он слушал рассеянно и, кажется, не был удивлён внезапным появлением своей сестры, лишь пожал плечами и ответил спокойно:
— Не обращай на неё внимания. Она, конечно, бывает иногда немного высокомерна…
— Немного? — воскликнула Иррис. — Да меня словно в грязи вываляли! Извини…
— У неё… сложный характер, но, несмотря на это, Таисса не желает тебе зла, — ответил он, пригубив вино, — она иногда бывает жёсткой и ранит словом, но поверь, она единственная из нашей семьи, кому я по-настоящему могу доверять. Так что… попробуй поладить с ней. Это нетрудно. Со временем она поймёт, что ты не представляешь угрозы…
Иррис стало не по себе. Она надеялась, что Себастьян поддержит её, всё-таки подобное поведение со стороны его сестры было возмутительным, а законы гостеприимства вообще не предполагали подобного поворота событий.
— Не представляю угрозы? — спросила она удивлённо и отложила в сторону нож и вилку. — Себастьян, послушай, она… «В тебе нет никакого смысла». Вот что она сказала мне. Поверь, это очень неприятно, это унизительно! Я понимаю, она твоя сестра, и, по идее, я должна её полюбить, но как можно полюбить того, кто видит в тебе всего лишь средство для достижения цели? Всего лишь вещь и, по её мнению, скорее всего, бесполезную?
— Милая Иррис, это не совсем так, — ответил Себастьян всё также спокойно, — сейчас все немного агрессивны из-за того, что будет на совете. А Таисса… она переживает за меня и наше будущее, не стоит видеть в ней врага.
И в этот момент Иррис поняла, что вряд ли чего-то добьётся этим разговором. Но, кроме вызывающего поведения его сестры, у Иррис был и ещё один вопрос, который не давал ей покоя.
— Да я и не вижу в ней врага, но… Послушай, — Иррис понизила голос, — она сказала, чтобы я поторопила тебя со свадьбой. Почему? Почему это так важно? И что она имела ввиду, когда сказала, что скоро до меня доберётся «вся эта прожорливая стая»? Себастьян, от кого ты прячешь меня на самом деле? Что всё это значит?
— Милая, не обращай внимания, Таисса вечно сгущает краски, — он попробовал улыбнуться, но улыбка вышла какой-то фальшивой.
— Но всё-таки? Чтобы сгустить краски, Себастьян, эти краски должны быть на холсте! О чём именно она говорила? — Иррис не собиралась сдаваться так уж легко, и, судя по выражению лица её будущего мужа, у неё и в самом деле был повод для волнений. — Я же понимаю, что дело тут в том, о чём говорил в Мадвере твой отец. Всё дело в какой-то силе. Но я не чувствую этого, Себастьян! Никакой силы. Так зачем кому-то до меня добираться, и что вообще кому-то может быть от меня нужно? Расскажи! Пожалуйста. Если нам предстоит быть мужем и женой, у нас не должно быть секретов друг от друга, тем более таких секретов. Я должна знать об опасности, которая грозит мне или тебе.
Себастьян посмотрел в окно, отставил бокал, который держал в руках и, переплетя пальцы, ответил, как-то устало:
— Хорошо. Ты очень настойчива, и я расскажу. Мне жаль, что Таисса тебя напугала, впрочем, особого повода бояться нет.
Он встал, прошёлся вдоль окон, глядя на озеро за стеной плакучих ив. Некоторое время молчал, а потом, повернувшись к Иррис, произнёс, тщательно подбирая слова:
— Видишь ли, по словам Гасьярда, ты — Проводник. Он предположил, что ты им можешь быть по некоторым его выкладкам.
— Проводник? И что это значит? — удивлённо спросила Иррис.
— Мне довольно трудно это объяснить тебе, пока ты не связана с нашим Источником и со мной, и я не могу делиться с тобой своими… ощущениями. Но если совсем уж аллегорично… Представь, что перед тобой лежат сухие дрова и солома. В них есть сила, много силы, но она скрыта. И ты смотришь на них, но не можешь использовать эту силу — она спит. Это лишь дрова, они недвижимы. И вот ты берёшь огниво и высекаешь искру — всего-то маленькая искра, но именно она превращает дрова в костёр. Так вот Проводник, это и есть искра, способная превратить в костёр любого из нас. Через тебя идёт Поток, ты сама его не чувствуешь, не видишь и даже не подозреваешь о нём, но, соприкасаясь с другими, ты порождаешь в них силу.
— И что для этого нужно? — спросила она задумчиво. — Как это происходит?
— Для этого нужен всплеск — чувства… эмоции или желания. Страсть, ненависть, отчаянье, боль… А как это происходит? Ну, по-разному, — он улыбнулся и добавил голосом, в котором послышались бархатные нотки, — например, через любовь…
Его взгляд внезапно стал таким, как тогда, в Мадвере, сияющим и манящим, словно луна в тумане, и глубоким, как таинственное лесное озеро…
Иррис смутилась, покраснела и опустила глаза. Сердце забилось неровно и гулко, и вдруг стало жарко, а где-то внутри под рёбрами всё сжалось в сладкий клубок.
