— Я вижу её в тебе постоянно, — он снова оторвал взгляд от ладьи. — И, если честно, это... меня пугает.
— Почему?
— Потому что она погибла, я знаю это точно, я сам это видел, но ты... если бы она стала взрослой, она была бы вот такой же, совсем как ты. И каждый раз, когда ты делаешь отражения, возвращая мне её образ, это слишком правдоподобно, словно я внезапно падаю в прошлое. Зачем ты это делаешь? – спросил он хрипло.
Кэтриона смотрела на него очень внимательно, глаза блестели, как спелые черешни, и лицо стало бледным и казалось каким-то... расстроенным. Она встала, отряхнула рубашку и сказала:
— Рикард, я не делаю отражения. И никогда не делала этого с тобой.
Развернулась и ушла поспешно.
Если она не делает отражений, то что же это такое? Он словно сходит с ума, видя всё больше и больше сходства. С каждым днем, проведенным вместе, она словно возвращается к нему, и с каждым мгновеньем, проведенным вместе, они всё больше сливаются в одного человека.
Он отшвырнул фигурку, спрятал нож и, отряхнув стружки с колен, пошел за ней.
— Погоди, Кэтриона!
Но она уже вскочила на лошадь и помчалась вперед. И он не стал её догонять.
Постоял, глядя, как айяарры седлают лошадей, и пошел к Барду.
Что бы это ни было, ему нужно держаться от неё подальше. Она не хочет сближаться, и это... это правильно, наверное. Когда эта поездка закончится, им всё равно придется расстаться. А значит, для всех будет лучше, если это расстояние между ними не будет сокращаться.
Как бы он ни хотел вернуть прошлое, видя в ней того, кого давно уже нет, верить в то, что Кэтриона и есть та Кэти, это глупо, и это бессмысленно. А значит, он снова и снова гоняется за тем самым хвостом...
***
Кэтриона, соберись! Подумай о чем-нибудь! О чем-нибудь другом! О чём? Да о чем угодно! Милостивые Боги! Да что же это такое?
Когда он смотрел на неё, говоря о своей сестре, голова чуть не лопнула, такая боль пронзила её внезапно, словно что-то внутри неё прорастало, пытаясь вырваться наружу.
О каких отражениях он всё время говорит?
Но мысли не слушались. Мысли возвращались снова и снова к тем воспоминаниям, которые она видела.
— …Рикард! Каталина! Вы где? Ужинать! — кричит женский голос.
...На поляне ковер фиалок и гусиного лука. И большой муравейник лежит под кустом рыжей шапкой. Муравьи — огромные красно-коричневые, с челюстями похожими на маленькие изогнутые ножи, охраняют его от незваных гостей.
— Я не люблю муравьев, ты же знаешь. Они щекотные и... они нас покусают!
— Не бойся, просто поверь мне...
...и рука ладонью вверх.
…Кэти… Кэт...
Очевидно же, что это он прощупывает её постоянно, пытаясь узнать, кто она. Это он пытается делать отражения, а её память не может на них ответить. Потому что у неё нет памяти. И потому её память просто заполняется его воспоминаниями, и ей кажется, будто это всё было и с ней. Но это просто кажется...
Дэйя умеет шутить...
Ей не нужно к нему прикасаться. И нужно держаться от него подальше. И ей нужно как можно быстрее всё это закончить и уехать отсюда.
Если продолжить эту игру дальше — она проиграет.
— ...и я думаю, мы уже на закате будем в Лааре, — Нэйдар ехал рядом, рассказывая что-то, но она его почти не слышала.
— А что вы знаете о лаарском Звере? — спросила вдруг Кэтриона.
Нэйдар пожал плечами неопределенно.
— Да это всё больше выдумки кахоле. Нет, конечно, в той части гор водятся и снежные львы, и чёрные медведи, и сумрачные волки, думаю, это их проделки. Но по эту сторону от Уайры никаких нападений никогда не было. Да и кахоле любят преувеличивать опасность. С нами вам не стоит никого бояться.
— О, с вами конечно! — она улыбнулась.
Нэйдар рассказывал о нападении зверей на стада и о собаках Ибексов, способных спать на снегу и в одиночку порвать пятерых волков, но Кэтриона слушала вполуха и лишь вежливо кивала, улыбаясь. А мысли снова возвращались к Рикарду...
Кэтриона подумай о чем-нибудь другом! О деле, ради которого ты здесь, о шкатулке, о Крэде, наконец!
Если со Зверем и печатью скоро всё станет понятно, то убийство Крэда и трех рыцарей Ирдиона — в этом она ещё не продвинулась ни на шаг. И самое время об этом подумать.
Она снова перебрала в уме обстоятельства этих убийств. Крэд, Алфред, Гаран, Зуар... Всех зарезали. Буква «А» написанная углем на стене. Ничего не тронуто. Никаких следов. И если верить Рикарду... если, конечно, верить... то убийц было двое, они вошли к Крэду, и он их как будто ждал. И он не сопротивлялся, даже попытки не сделал. Возможно, он их знал. Что они могли оставить там такого, из-за чего пришлось сжечь дом? Она же была там, могла это видеть. Но она ничего такого не помнила. Быть может, стоит расспросить Рикарда? Может, он видел что-то ещё?
Хотя опять Рикард! Она же решила держаться на расстоянии!
В предыдущих случаях поджога не было. Ей бы хоть одну вещь убийцы... Нужно ещё раз изучить бумаги Крэда и попробовать понять, что он в них искал.
Они миновали очередную айяаррскую заставу и к вечеру, когда солнце уже скрылось за вершинами гор, а глубокие тени легли в ущелья, они наконец-то выехали на последний перевал.
Их встретил большой белый драйг со статуей ибекса наверху, и Нэйдар, приложив к сердцу руку, затем к драйгу и снова к сердцу, указал на город, лежащий в долине:
— Лааре.
«Лишь камень тверд» — гласила надпись на драйге.
Дорога вела вниз меж цветущих осенних азалий, розовых и лиловых, и ниже через лес среди магнолий и кедров, и когда поздний вечер зажег на небе первые яркие звезды, они въехали в город. Один из айяарров развернул штандарт Туров — на желтом фоне красный бык с чашей соли на спине. Их пропустила городская застава, и по длинному мосту, освещенному странными желтыми камнями, они подъехали к замку.
Осенний вечер был всё ещё наполнен теплом и едва уловимым запахом дыма от горящей листвы, ворота отворились, и Кэтриона, запрокинув голову, стала рассматривать замок. Столь величественного и прекрасного сооружения ей видеть прежде не доводилось. Его башни и ажурные мосты, арки и галереи, чуть подсвеченные тут и там камнями или факелами, казались сейчас одним цельным куском камня, проступившим сквозь тьму. Его очертания на более светлом фоне неба говорили о том, что замок поистине огромен. И это место сама суть прайда Ибекс — его сердце.
«Лишь камень тверд».
И в самом деле...
Их встретили радушно, и высокая худая женщина в синем чепце, прихватив большой фонарь, повела их за собой в одну из башен внутреннего двора.
