В сумраке, когда не видно было его маски, руки в перчатке, горба, когда слышен был только голос, и темнота смягчала смысл и остроту слов, Кайя почувствовала, что понимает его. Понимает, почему он делает это, и что, наверное, она сама поступила бы так же, будь на его месте.
— …Так что ты ответишь, Кайя? — спросил он настойчиво.
— И если я откажусь, вы… ты, подчинишь меня своей воле и всё равно сделаешь это?
— Да. Сделаю.
Она вздохнула.
— Тогда я согласна пить вино, улыбаться и сидеть за столом. Но с танцами, увы, я не очень танцую, вы же… ты же помнишь, и вообще… Может быть, я просто поприветствую их?
— Так это значит «да»?
— Ну, вроде того.
Он повернулся и смотрел на неё молча. Луна светила Кайе прямо в лицо, и ей стало даже как-то не по себе от этой затянувшейся паузы. Ах, хоть бы он уже скорее её отпустил!
— Почему ты согласилась так легко?
Почему?
— А разве у меня был выбор? Вы же… ты же просто хотел очистить свою совесть этим разговором. Но я понимаю… понимаю, почему ты это делаешь.
— Очистить совесть?! — его голос слился с громом. — И это не ответ, Кайя! Так почему?
Почему?
Она согласилась потому, что, наверное, Лааре не заслуживает того, чтобы погибнуть. И, наверное, эта отсрочка может что-то изменить. И, наверное… Наверное, она где-то в глубине души хочет их всех спасти: Мирру, Ирту, Кудряша… Хоть он и сказал, что спасти их нельзя.
— Вы же знаете ответ! — воскликнула она.
Зачем он спрашивает её, он же всё прекрасно понимает! И чувствует. Ведь они теперь связаны. И как бы она не пыталась выстроить между ними стену, сострадание не удержит никакая стена. Поэтому она не станет ему отвечать.
Он помолчал и спросил уже мягко:
— То есть, единственное, что тебя беспокоит теперь — неумение танцевать?
— Ну… наверное, да.
Он резко оттолкнулся от перил, шагнул к ней и взял за руку.
— Идём. Идём со мной.
И потащил за собой по галерее.
— Что? Куда? Милорд… куда мы идём? — воскликнула она, испугавшись его неожиданного порыва.
— Поправим этот досадный пробел.
— Какой пробел?
— Научим тебя танцевать.
У Кайи душа ушла в пятки.
Что? Танцевать? С ним? Сейчас? Ночью?
Она хотела возразить, но он шёл уверенно и размашисто, как ходил обычно, а его рука держала руку Кайи так крепко, что ей приходилось почти бежать.
— Ми… джарт Эйгер, можно помедленнее! — воскликнула она, споткнувшись о порог.
Он остановился резко, и она едва на него не налетела.
— Прости, я неуклюж. Я хотел бы быть нежнее, но… тебе придётся привыкнуть к этому…
— К чему?
— К тому, что я такой.
Привыкнуть?
Она не понимала, о чём он говорил.
— Входи, — Эйгер распахнул двери.
В этой комнате Кайя никогда не была. Полукруглый зал переходил в открытую террасу, залитую луной. Эйгер дотронулся до колонн, и засияли камни, наполнив залу призрачным светом.
Внутри было совсем пусто, ничего, кроме дикого винограда, пробравшегося с террасы на стены, и сухих листьев на мозаичном полу.
— Ты войдёшь или так и будешь стоять в дверях?
Кайя шагнула внутрь. Ей было страшно и как-то неловко, потому что мысль о том, чтобы танцевать с ним здесь ночью вгоняла её в краску. Сердце билось отчаянно, и ещё больше её пугало то, что когда она будет так близко, вдруг он поймёт, вдруг почувствует её маленький секрет? И к этому примешивалась горечь мысли о том, что, быть может, это он убил Ройгарда Лардо… этими самыми руками. Но потом почему-то вспомнилась их поездка на лошади, когда она его обнимала, и танец в Рокне, и этот разговор на галерее, и все смешалось.
Она вошла внутрь и остановилась на полпути к центру зала.
— Так почему же ты, воспитанница Обители, не умеешь танцевать? — спросил он с усмешкой в голосе, подходя к ней. — Всем красивым девушкам полагается это уметь.
— Наверное, это просто не моё, — она чуть отступила назад.
— А может, не было подходящего кавалера?
— В Обители не было вообще никаких кавалеров, ми… джарт Эйгер. Чаще всего, кавалером была я для других девушек… из-за своего роста.
— Роста?
— Ну, это только вы… ты называешь меня маленькой ведой, а так я совсем не маленькая.
Он расхохотался.
— Тебе это не нравится?
— Что?
— Что я так тебя называю?
— Я… я не знаю, но это звучит как насмешка, ведь…
— А как ты хочешь, чтобы я тебя называл? — спросил он негромко и его голос наполнился теплотой.
Что он имеет ввиду? Что хочет от неё услышать?
— Вы… Ты… можешь называть меня просто по имени.
— А что насчёт кавалеров, Кайя? У тебя ведь были поклонники? Женихи? С кем-то же ты танцевала на том балу!
— Я не люблю вспоминать об этом.
— Неужели не нашлось какого-нибудь завалящего коринтийского барона из тех, с кем ты танцевала, и который бы по достоинству оценил тот изумруд, что попал ему в руки? Или ты вела себя с ними так же, как и со мной: молчала и тряслась, как осиновый лист? — в его голосе звучала странная смесь насмешки, любопытсва и чего-то ещё, похожего на раздражение, будто мысль о том, что кто-то танцевал с ней на балу, была ему очень неприятна.
Он дразнил её, и это сбивало с толку. Она не знала, что ответить.
— Иногда мне кажется, что нормально разговаривать ты можешь только с кустами! Ты ведь танцевала с Дитамаром, и, должен сказать, у тебя это отменно получалось!
Это было совсем другое.
— Вы сами сказали, что это была айяаррская магия! — выпалила она в свою защиту.
— Магия, говоришь?
Он подошёл к ней и подал руку.
— Итак … Кайя.
— А музыка? Разве мы будем танцевать в тишине? — спросила она, а в горле пересохло.
Она должна подать ему руку? И положить на плечо другую. В темноте и тишине это выглядело слишком… вызывающе и откровенно. И она смутилась и испугалась, вспомнив их танец на карнавале.
— Ах да. Музыка. Но сначала дай руку.
Она положила свою ледяную ладонь поверх его ладони и замерла, чувствуя, как на её спину легла его рука. Та, что в перчатке. С чёрными когтями…
Его ладонь была большой и горячей, и её маленькая рука просто утонула в ней. И вместе с прикосновением пришла музыка, откуда-то издалека. Она играла у неё в голове, и наполняла собой весь зал, и это было так странно и волшебно.
