– Ум и сумма знаний не одно и то же. По природным задаткам, – «не развитым» проглотила Анна Аркадьевна, – Юра моих оболтусов превосходит.
– Спасибо!
– За что?
– Что вы с Юрчиком разговариваете. Он стал другой, задумчивый, к Анжелке не бегает. Может, она и отсохнет?
– Тут мы с вами, боюсь, ни в одну, ни в другую сторону качнуть ситуацию не в силах.
Татьяна Петровна не участвовала в их беседах, понимала немного, точнее, не поспевала за ходом мысли, за логикой диалога. Но ей было приятно слышать голос сына, который почти на равных говорит с такой умной женщиной, приятно хоть на краешек заступить, со стороны взглянуть на сына – не домашнего, серьезного, превосходящего столичных зазнаек. Ее удовольствию Анна Аркадьевна могла только завидовать.
Интерес Юры к Анне Аркадьевне не имел ничего общего с интересом к ней как к личности. Людей, подобных Юре, а среди одаренных детей и потом одаренных взрослых таких, увы, большинство. Собеседник привлекает их не как человек с его тревогами, заботами, духовными опытом и открытиями, а лишь в качестве носителя знаний. Если нужных знаний не имеется, то общение отметается. Поэтому они не умеют дружить, просто, искренне, бескорыстно, как дружат со школьными друзьями. Им скучно с теми, с кем не поговоришь на умные темы и надо опускать планку до перемалывания воспоминаний и анекдотов.
Мальчик Юра не сомневался в своей исключительности и хотел понять, когда и на каком этапе он допустил ошибку. Анне Аркадьевне не хотелось клеймить педагогов и уж совсем недопустимо было порицать родителей Юры. Но ребенок, младшеклассник, а именно тогда у Юры все пошло наперекосяк, физически и психически не способен без поддержки найти решение, выработать правильную линию поведения.
Анна Аркадьевна повторила то, что говорила в начале их общения (мне прекрасно известно, как выглядело твое детство), обрисовав схему:
– Низкая успеваемость – потеря учебной мотивации – невостребованность способностей – утрата интереса к школе – потеря одаренности – уход в асоциальное поведение. Последний пункт не всегда, есть вариант: приспособиться, подстроиться, быть этаким дурачком, безропотным объектом для ржания. Как мой Алеша по прозвищу Сопля.
– Если бы не та математичка! – процедил Юра.
– Да, не повезло, – согласилась Анна Аркадьевна. – Но она была не единственным педагогом в школе. Кроме того, среди учителей не меньше, чем среди министров, директоров заводов, мастеров и кладовщиц, тех, кто ценит прилежание, исполнительность, аккуратность, личную преданность выше оригинальности и смелости мышления, независимости поступков и суждений.
– Эйнштейна в школе считали умственно отсталым, а Ньютона хотели исключить из-за неуспеваемости, – с вызовом сказал Юра.
– Это еще раз подтверждает нелепость утверждения, что талантливый человек талантлив во всем. Хотя поправлюсь. Что касается талантливости, а ее всегда легко спутать с общей тренированностью, хорошей разносторонней образованностью, то – возможно и даже определенно. Все люди талантливы, тем, кому повезло с благоприятной средой, талантливы зримо. Но если мы говорим о реализованной гениальности, то есть прорывном, революционном изобретении, открытие направления в науке или на стыке наук – обычно их делают люди вроде Эйнштейна или Ньютона, специализированные гении. Подчас они производят впечатление, мягко говоря, странных. Но только они обладают способностью мыслить нестандартно, искать новые дороги там, куда нормальный человек не сунется.
– Логично, – кивнул Юра. Он никаких заключений не принимал на веру. Соглашался только с тем, чему мог найти объяснение. – Представить, что кто-то, вроде бога, раздает способности или они поставляются оператором какого-то генного банка, то много ведь в человека не напихаешь. Кому-то по всем ячейкам накапать, а кому-то в одну щедро бухнуть.
«Тут важна роль воспитателей, педагогов, родителей, – подумала Анна Аркадьевна. – Хорошо бы нам не касаться родителей».
Если каменотесу встретится алмаз, он не отличит его от прочих камешков. Нужен взгляд и опыт геолога. А потом требуется ювелир, кропотливо и бережно шлифующий, извлекающий бриллиант. Пьющий отец подарил Юре детскую энциклопедию – уже большое дело.
Юру волнует, может ли он сейчас переменить свою судьбу. Молодой человек в периоде гиперсексуальности, удовлетворяющий ее с легкостью. Возможно, по причине этой легкости у него работает часть мозга, которая отвечает за честолюбие. Нашептывает, что и другая жизнь ему может быть доступна. Не просто катить по общей колее – жениться, дом отстроить, курортников держать, детей народить, стать начальником автопарка.
– Ты мне никогда не говорил, какая область знаний тебя интересует, – повернулась к Юре Анна Аркадьевна. – Твоя мечта есть тайна?
– Никакой тайны. Микробиология. Вы в ней ничего не смыслите, поэтому и не заикался.
Анна Аркадьевна отвернулась. Она действительно не разбиралась в генной инженерии, но от дочери знала о медицине будущего. Через несколько десятилетий исчезнет профессия врача в ее нынешнем варианте. Как пропадут водители общественного транспорта. В личных автомобилях самому крутить баранку превратится в хобби, как ныне скакать на лошади. Илья вспоминал, что подростком прочитал в «Науке и жизни», что телевизоры будут толщиной в несколько сантиметров и висеть на стене, а ЭВМ размером с посылочный ящик стоять на столе. Тогда это казалось завиральной фантазией.
Юре не интересно обсуждать с ней микробиологию. Анна Аркадьевна для него иной интерес представляет. И ведь даже не допускает, что он для нее – вообще никакого интереса.
– Опять, да? – скривился Юра. – Моя неделикатность граничит с хамством, вы уже несколько раз повторяли.
Говорила, ловила на фразах, ставила на вид, стыдила – воспитывала. Учительская закалка. Учитель – это не профессия, а диагноз. Менторство входит в кровь, будто инъекция пожизненного вещества, которое всегда будут показывать анализы, а после смерти патологоанатом обнаружит. Анна Аркадьевна давно не преподает, а менторские интонации нет-нет да и прорываются: медленная речь с паузами, с акцентом на ключевых словах, с повторами.
– Мама, выключи, пожалуйста, училку! – просительно кривилась Любаня. – Мы уже поняли: ничто ни дается так легко и ни ценится столь дорого, как доброжелательное общение. Кретину нельзя сказать, что он идиот, потому что тогда ты сам некультурный грубиян.
– И когда неидиот и некретин сантехник, – подхватывал Лёня, – расколол нам унитаз и пытался удрать, надо было сказать ему: «Сэр! Какое досадное происшествие! Окажите любезность, задержитесь! Давайте обсудим за чашкой чая, где мы теперь будем справлять свои естественные потребности?»
– Умеете, оказывается, разговаривать культурно, – «похвалила» Анна Аркадьевна, – а не вопить как базарные бабы, у которых мешки с картошкой украли. Кстати, риторические вопросы только подчеркивают грубость. Вспомните: «Откуда у тебя руки растут?» – это ты, Лёня. «Вы что натворили?» – это ты, Любаня. Руки растут у всех из одного и того же места. Что он натворил, видно было невооруженным глазом.
