В то время инкубаторы для недоношенных младенцев были редкостью, а потому новорожденного укутали ватой и положили в колыбель, согреваемую бутылками с горячей водой. Дядя Сергей лично купал его, как рекомендовали врачи, и ребенок набирался сил и прибавлял в весе.
Его и меня оставили в Ильинском на несколько месяцев, чтобы малыш достаточно окреп для путешествия, а затем мы вернулись в свой дом в Петербурге, где нас ждал отец».
А вот что пишет в мемуарах А. А. Волков, камердинер великого князя Павла: «Селу Ильинскому и было суждено сыграть роковую роль в судьбе великокняжеской четы. Великая княгиня, ожидавшая появления на свет второго ребенка, во время одного из оживленных балов почувствовала дурноту и, лишившись чувств от сильных предродовых болей, была унесена в свои апартаменты. Говорили тогда, что великая княгиня оказалась жертвою собственной неосторожности. В Ильинском, на Москве-реке, постоянно дежурила лодка для увеселительных прогулок. Великая княгиня Александра Георгиевна, очень любившая кататься, никогда не имела терпения сходить к пристани по дорожке, а всегда прыгала с крутого берега прямо в лодку, невзирая на свое положение. Это обстоятельство и послужило причиной преждевременных родов. Решительно все было сделано для того, чтобы спасти великую княгиню. Все врачебные усилия выдающихся светил медицинской науки были тщетны: великая княгиня Александра Георгиевна скончалась после двухдневных тяжелых страданий, оставив недоношенного ребенка, впоследствии великого князя Дмитрия Павловича».
Впрочем, если судить по записям в дневнике великого князя Константина Константиновича, которому о происшедшем рассказали офицеры Преображенского полка, гостившие в Ильинском, Александра Георгиевна умерла не от последствий неудачного падения. Ее недомогание развивалось несколько дней, она не выходила из своей комнаты, у нее болела голова, потом ночью у нее начались судорожные припадки. Эта клиническая картина соответствует позднему токсикозу – одному из самых тяжелых осложнений беременности, вызванному, по представлениям современных гинекологов, нарушением кровоснабжения в почках беременной женщины. Это состояние и в наши дни является довольно серьезным, хотя его уже научились выявлять на ранних стадиях и эффективно лечить. В начале же XX в. в арсенале докторов не было средств для борьбы с судорожными припадками, развивающимися на поздней стадии. У страдающих поздним токсикозом женщин часто начинаются преждевременные роды – организм стремится избавиться от причины недомогания. Судя по записям доктора Форбрихера, военного врача Преображенского полка, жившего в Ильинском и оказывавшего помощь великой княгине, схватки начались ночью 6 сентября. Утром в Ильинское приехал еще один врач – акушер-гинеколог Добрынин, осматривавший великую княгиню накануне. На следующий день из Петербурга прибыли лейб-медик акушер-гинеколог академик А. Я. Красовский и акушерка Евгения Гюнст. Судорожные припадки повторялись, княгиня оставалась без сознания, дышала с трудом, сердце плода едва прослушивалось, тогда приняли решение стимулировать роды. Сын Дмитрий родился в 7 утра 6 (18) сентября, и его сразу же окрестили, так как не надеялись, что он выживет.
8 сентября припадки у великой княгини прекратились, но, скорее всего, ее мозг, который в предыдущие дни много раз оставался без кислорода, уже был сильно поврежден. У нее началась лихорадка, температура повышалась до 40 градусов – развилась послеродовая инфекция. 10 сентября судорожные припадки возобновились, а ночью 12 сентября наступила смерь. На следующий день в Ильинское приехали король Георг и Ольга Константиновна.
Тело великой княгини доставили в Петербург. Мария Павловна передает семейную легенду о том, что крестьяне из окрестных сел несли гроб, усыпанный цветами, до самой железнодорожной станции в двадцати километрах от Ильинского. Александра Георгиевна была похоронена 18 сентября 1891 г. в Петропавловском соборе в Санкт-Петербурге. Афанасий Фет написал стихи на ее погребение, обращенные к матери принцессы, великой княгине Ольге Константинове. В них звучат искренняя скорбь и сочувствия:
Там, где на красные ступени
У гроба, где стоите Вы,
Склонялись царские колени
И венценосные главы,
Немеет скорбь, сгорают слезы,
Когда, как жертва убрана.
Нежней и чище вешней розы, —
Сама безмолвствует она.
Лишь миг цвела она меж нами
С улыбкой счастия в тиши,
Чтоб восприяли мы сердцами
Весь аромат ее души.
Нам не поведал ангел света
Зачем, когда переносил
К нам райский цвет он в час расцвета,
Его он в бездну уронил.
Иль, полным благодатной силы,
Цветку расцвесть в руке творца,
Чтобы скорбящих у могилы
Родные врачевать сердца?..
Разоренное гнездо
К свадьбе Павла Александровича для него купили за 1 600 000 рублей особняк в стиле неоренессанса на Английской набережной, принадлежавший барону Штиглицу (современный адрес – Английская наб., 68). Интерьеры в стиле необарокко создавались для того, чтобы поражать гостей роскошью и изяществом, теперь же дворец был тих и мрачен.
Великой князь днями пропадал на службе, дети его видели редко. Но тем дороже для них стали минуты, которые они могли провести с отцом. Позже великая княгиня Мария вспоминала: «Мы жили с отцом в Петербурге в одном из дворцов на Неве. Дворец был огромным, прямоугольной формы, неопределенного архитектурного стиля; ансамбль зданий и флигелей образовывал просторный внутренний двор. Из окон фасада второго этажа открывался прекрасный вид на Неву, широкую реку, по которой летом плавало много судов.
Я и Дмитрий вместе с нянями и служанками занимали третий этаж. Детские апартаменты, территория нашего детства, были полностью изолированы от остальной части дворца. Это был наш собственный маленький мир, где правила английская няня Нэнни Фрай и ее помощница Лиззи Гроув…
Два раза в день отец приходил повидаться с нами. Он глубоко и нежно любил нас, и мы это знали, но он никогда не расточал нам ласки, обнимал только когда приходил поздороваться утром или желал доброй ночи.
Я обожала его. Я радовалась каждой возможности побыть с ним рядом, и если по какой-либо причине день проходил без встречи с ним, я очень переживала…
У него было необыкновенное чувство юмора, он любил веселые розыгрыши, был мастер на всякие выдумки. Однажды на Пасху он незаметно подсунул под нашего кролика куриное яйцо и уверил нас, что тот несет яйца».
Дети росли, у них были свои маленькие радости и огорчения, а Павел Петрович привыкал к статусу вдовца. Понемногу он поднимался в чинах и званиях. Командовал Павел лейб-гвардии Конным полком, затем 1-й Гвардейской кавалерийской дивизией, а в 1898–1902 гг. – Гвардейским корпусом. В 1893-м он получил чин генерал-майора, в 1897-м назначен генерал-адъютантом, а в 1901-м произведен в генерал-лейтенанты.
