Предельная промысловая нагрузка, которую способен вынести тот или иной вид, определяется и его биологическими особенностями, и повадками, включая сексуальные. При превышении порога добычи рыба чисто физически утрачивает способность к восстановлению поголовья. Смысл определения предела устойчивости популяции к вылову как раз и заключается в правильном расчете предельно допустимой убыли, восполняемой естественным путем. С точки зрения биологии всё тут достаточно прозрачно: медленно растущие и долгоживущие виды – такие как хрящевые рыбы (акулы и скаты), морские черепахи и млекопитающие, а также ряд крупных костистых рыб (тунцы и др.) – не в состоянии вынести столь же серьезную рыболовецкую нагрузку, как, скажем, сардины, креветки или некоторые кальмары. Что касается акул, например, то самки большинства крупных живородящих видов приносят максимум дюжину детенышей за раз и не чаще одного раза в два-три года. Учитывая тот факт, что промысловые суда, специализирующиеся на вылове акул, по большей части столь же низкими и нерегулярными объемами добычи явно не ограничиваются, избыточная промысловая нагрузка на популяции крупных акул привела к падению их численности во всем мире.
В то же время некоторые обусловленные половым размножением повадки рыб, такие как образование крупных нерестовых скоплений или сбор многочисленными косяками у вершин подводных гор, плюс особая придирчивость самок, также делают некоторые виды рыб особо уязвимыми.
Так что нам делать для облегчения подобного бремени давления на их популяции?
Со стороны рыбной промышленности разумным было бы на отраслевом уровне пересмотреть регламенты добычи и переориентировать ее на вылов среднекрупной рыбы или хотя бы неизбирательную добычу. Это защитило бы и мелкую молодь, и крупных особей-производителей, радикально снизив силу удара по способности популяций к восполнению поголовья и ее генофонду. В рамках экспериментов по прекращению избирательного вылова крупной рыбы получены результаты, доказывающие, что при таком подходе снижение поголовья рыбы не приводит к измельчанию последующих поколений. Восстановление же численности популяций – процесс хотя и медленный, но объективно возможный в случае умеренных объемов добычи. Для укрепления способности половозрелых особей производить потомство менеджерам рыболовецких компаний нужно заботиться об охране нерестилищ и соблюдении запрета на вылов рыбы из нерестовых скоплений с не меньшим рвением, чем экологи охраняют массовые гнездовья морских птиц. Ведь из-за массовости и невероятной плотности нерестовых скоплений очень трудно «на глаз» уловить их оскудение
, в то время как оно реально и год за годом происходит, а затем казавшаяся благополучной популяция вдруг резко исчезает. Важность этих ежегодных событий для будущего роста поголовья и прискорбные результаты практики рыбного промысла на месте нереста, зафиксированные в былые годы, дают достаточно оснований для превентивного запрета всякой рыбной ловли на нерестилищах, в том числе в открытом океане. Следить за выполнением этого стратегического решения будет, конечно, непросто, но там, где запрет соблюдается, он доказал свою эффективность
, в том числе хозяйственную, поскольку восстановление поголовья рыбы в конечном счете необходимо для выживания и самой рыболовной отрасли.
Хорошим примером успешной реализации такого подхода служит популяция красного каменного окуня (он же чернопёрый групер)
[81] на острове Сент-Томас
в составе Американских Виргинских островов. Полный запрет на лов этого небольшого окуня, введенный в 1999 году и дополненный надлежащими мерами по обеспечению его соблюдения, уже привел к заметному – по всем признакам – восстановлению местной популяции, включая демографический баланс полов и удвоение наблюдаемой плотности. Кроме того, эта рыба не только в запретной зоне нереста, но и за ее пределами за время действия введенных мер по ее защите заметно укрупнилась, что привело и к повышению доходности промысла красного каменного окуня за счет повышения ценности улова.
Охрана нерестовых скоплений не обязательно происходит по указке сверху. На островах Фиджи, например, проходит инициированная снизу кампания «За Фиджи» (4FJ)
, призванная отучить население от лова нерестящихся груперов различных видов в период их нереста. По данным, опубликованным на их веб-сайте, уже свыше 4 000 местных жителей зареклись ловить и употреб-лять в пищу, продавать и покупать групера в период с июня по сентябрь. Более того, давшие такой зарок фиджийцы ведут активную разъяснительную работу со своими соседями, объясняя им доходчиво, почему, добывая каменного окуня в летний период, они рискуют в будущем остаться вовсе без главного источника пропитания, а воздерживаясь от лова – напротив, обеспечивают себе сытое будущее. Заодно привлекают к участию в проекте 4FJ новых участников. Эта низовая инициатива продолжает набирать обороты, что неудивительно, учитывая острую необходимость обернуть вспять негативную тенденцию к исчезновению рыбы в местных водах, в результате которой уловы у рыбаков снизились на 70 % за последние тридцать лет.
А ведь и у себя в США мы могли бы сделать нечто подобное для разгрузки обложенных безжалостной рыболовной данью популяций тех видов, которые сделались особо уязвимыми всего лишь из-за нашего консерватизма в кулинарных пристрастиях к раз и навсегда выбранным видам рыбы и морепродуктов. Ведь именно и прежде всего в Америке люди уперто покупают и заказывают изо дня в день и из года в год одно и то же: тунца, лосося и креветки. Ограниченность наших вкусов поставила эти дикие виды под колоссальное давление, вынуждая размножаться в чудовищно неблагоприятных для этого условиях массовой добычи, чтобы хоть как-то удержать свое поголовье на плаву. А между тем мы совершенно игнорируем прекрасные шансы удовлетворить свои непомерные аппетиты ничуть не менее, а может, и более изысканными по вкусовым и кулинарным качествам сортами. Склонностью менять свои вкусы мы, конечно, никогда особо не отличались, хотя шеф-повара рыбных ресторанов и стараются разнообразить меню новыми креативными блюдами из менее уязвимых видов, а новые каналы поставок вполне позволяют нам попробовать и, вполне вероятно, полюбить ранее непривычные наименования.
Одним из дальновидных первопроходцев, положивших начало усилиям подобного рода, стал Бартон Сивер
[82], повар по профессии и действительный член Национального географического общества, на личном примере доказавший, что творческий подход к использованию в рыбной кухне малоизвестных широкой публике видов рыбы и сортов морепродуктов приносит вполне осязаемые плоды – и по вкусовым характеристикам получающихся из них блюд, и в плане защиты экологии моря, и с точки зрения экономической отдачи. Несколько лет тому назад один из местных поставщиков по ошибке вместо улова привез как-то под вечер в популярный столичный ресторан «Крючок», владельцем и шеф-поваром которого являлся в то время Сивер, партию летучих рыб, используемых в качестве наживки. В ответ на недоуменный вопрос ресторатора незадачливый рыботорговец оправдался тем, что «день не задался». Как тут быть? Сивер взбил какой-то изумительный соус и проинструктировал официантов, чтобы те рассказывали посетителям красивую историю о сказочно вкусной новой рыбе, заведшейся в их краях, – да так и скормил завсегдатаям всю партию задолго до закрытия по 26 долларов за порцию.
